Дин Кунц - Логово

Кари отложила книгу и вытерла кончики пальцев о рукав блузы.

– Этот автор, Томас Ничене, ты говорил, что он зарезал свою мать.

– Да, мать и брата. Подал пример, так сказать. – Джоунас чувствовал, что уже здорово перебрал вина. Тем не менее сделал еще один большой глоток. Отвернувшись от ночного пейзажа за окном, продолжал: – И знаешь, отчего все, нарисованное им, кажется таким нелепым, я бы сказал, трогательно нелепым? Если бы ты прочла эту проклятую книгу, как потом, пытаясь понять, прочел ее я, прочла, не будучи психически неуравновешенным молодым человеком, предрасположенным к тому, чтобы принять все за чистую монету, ты бы сразу догадалась, что описания Ничене вообще не имеют к Аду никакого отношения. Он черпает свое вдохновение из источника до смешного настолько очевидного, насколько, опять же, до смешного нелепого. Кари, его Ад – это не что иное, как Империя Зла в фильмах о "Звездных войнах", несколько видоизмененная, подработанная, поданная сквозь призму религиозного мифа, но, несомненно, все та же Империя Зла из "Звездных войн". – Он горько рассмеялся. Отпил еще вина. – Его демоны – это увеличенные до гигантских размеров Дарты Вадеры, черт бы его подрал. Почитай его описание Сатаны, а потом посмотри любой фильм, в котором участвует Джабба Хат. Если верить этому сумасшедшему идиоту, старина Джабба Хат – точная копия Сатаны. – Нейберн налил себе и залпом выпил бокал белого вина, потом еще один. – Марион и Стефани погибли. – Несколько затянувшийся глоток вина. Бокал пустеет наполовину. – Погибли, чтобы Джереми мог попасть в Ад и совершить свои великие, черные, говнюшные подвиги в обличье этого долбаного Дарта Вадера.

Окончание его тирады обидело или расстроило ее, а может быть, сделало и то и другое вместе. Он не желал этого и чувствовал себя виноватым. Он и сам не знал, чего хотел. Видимо, просто искал возможность излить кому-нибудь свою душу. Он никогда не делал этого раньше и не понимал, что это вдруг на него сегодня нашло, – скорее всего, с того самого дня, как обнаружил дома трупы жены и дочери, ничто так сильно не подействовало на его нервы, как неожиданное и таинственное исчезновение Мортона Редлоу.

Вместо того чтобы подлить себе вина, Кари поднялась со своего кресла.

– Думаю, надо хоть чего-нибудь поесть.

– Я не голоден, – вырвалось у него, но он и сам заметил, что язык у него заплетается. – Согласен, и впрямь надо поесть.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложила она, отбирая у него бокал и ставя на ближайший стол. В мягком золотистом сиянии от бесчисленных гирлянд городских огней, ниточками-паутинками разбежавшихся в разные стороны далеко внизу, лицо ее было очень красивым. – Или закажем пиццу?

– А как ты относишься к бифштексам? У меня и вырезка есть в морозилке.

– Слишком долго ждать.

– Да нет. Их надо разморозить в микроволновке и забросить в рашпер. У меня на кухне все это имеется.

– Ладно, пусть будет по-твоему.

Глаза их встретились. Взгляд ее, как всегда, был чист, проницателен и прямолинеен, но сейчас Джоунасу почудилось в нем чуть больше нежности, чем обычно. Он отнес это ее выражение к обычной заботе, какую хороший врач-педиатр обязан проявлять по отношению, например, к своим малолетним пациентам. Могло быть, что эта нежность по отношению к нему всегда присутствовала в ее взгляде, а он только сегодня это заметил. А может быть, она впервые осознала, как сильно он нуждается в ком-нибудь, кто бы мог окружить его заботой.

– Спасибо, Кари.

– За что?

– За то, что ты есть ты, – с чувством произнес он.

И, обняв ее за плечи, Нейберн повел Кари по направлению к кухне.

Вперемежку с панорамой гигантских машин, темных вод и колоссальных демонических фигур Хатч получал картины и другого содержания. Поющие ангелы. Коленопреклоненная Божья Матерь. Христос с Апостолами на Тайной Вечере, Христос в Гефсиманском саду, Распятый Христос, Вознесение Христа.

Он предположил, что они имеют какое-то отношение к картинам, которые Джоунас мог собирать раньше. Они, правда, отличались и по периодам и по стилям от тех картин, которые Хатч видел в приемной у врача, но тема была все той же. Здесь явно просматривалась какая-то связь, подсознательное намеренно сводило вместе разрозненные сигналы, но смысла этого соединения он пока не мог постичь.

Еще видение: Ортегское шоссе. По обе стороны катящей в восточном направлении машины проносятся ночные пейзажи. Приборный щиток. Слепящий свет фар встречных машин, заставляющий его щуриться. И вдруг Регина в желтом свете приборного щитка. Глаза закрыты. Голова опущена на грудь. Что-то торчит у нее изо рта, придерживаемое шарфом.