Михаил Парфенов: Лепрозорий

Однажды ей почудилось, что по коленке ползет что-то влажное и щекочущее, как червяк. Но это оказался простой муравей…

Максим Иваныч не смыкал глаз. Долгие годы службы в спецподразделениях КГБ, а потом ФСБ приучили организм засыпать только когда он мог себе это позволить. Внутренние резервы помогали обходиться в иных случаях без нормального полноценного сна целыми месяцами. Конечно, сейчас он уже был не тот, что в молодости, но все равно покрепче многих из числа нынешней молодежи.

И уж наверняка покрепче журналистки. Осознание последнего обстоятельства радовало его особенно. Капитан не мог преследовать их бегом, поскольку тратил время, чтобы обнаружить следы и понять, в каком направлении двигаться. Жаль, что с ним не было собаки-ищейки, все стало бы гораздо проще. Но содержание собак, как и всяких других животных, кроме тех, на ком покойный Померанцев ставил свои опыты, на территории Лепрозория были строго запрещено. Так что приходилось порой задерживаться, разбираясь в путанице настоящих и ложных следов. Наверняка это не журналистка плутает, а мужик пытается сбить погоню, понимал Максим Иваныч.

Сколько лет владельцу того джипа, что так безраздумно был брошен у ограды? Тридцать? Сорок? В любом случае, это не сопляк вроде тех, с кем капитану приходилось иметь дело в Лепрозории. Эх, ему бы таких, как этот «джипер», бойцов, ну хотя бы человек двадцать! Горы свернуть могли бы. Или уж, по крайней мере, не допустили бы ночного ЧП.

Капитан ждал встречи с этим человеком с интересом.

Мысли о журналистке вызывали у него только одно желание — уничтожить эту тварь, благодаря которой развалился проект, и, почти наверняка, пошла крахом его армейская карьера. Но, когда он думал о ее парне, ухитрившемся в одиночку расправиться с несколькими его солдатами… Ему хотелось помериться силами .

Максим Иваныч не боялся смерти — пусть костлявая сама его боится! Но и не желал. Для него исход предстоящей схватки был ясен заранее. Но сам процесс борьбы, поединка с неведомым противником, казался захватывающим.

…Он шел за ними целый день. И он уже чувствовал, что догоняет, что осталось совсем ничего. Капитан учился доверять своим новым ощущениям. Открывающимися возможностями грех было не воспользоваться, прежде чем избавляться от них с помощью содержимого драгоценного чемоданчика.

На слабую боль и зуд, расползающиеся в области позвоночного хребта, он не обращал внимания. Тренированный организм был обучен игнорировать отвлекающие моменты и сосредотачиваться на главном. Например, он теперь чувствовал, почти что видел внутренне, как другие зараженные расходятся в разные стороны. Недобитые сопляки из гарнизона — уже на территории Лепрозория, одной общей кучей… Стадо баранов. Скорее всего — «на заклание». А впереди — еще двое, совсем близко. Надо быть осторожным, надо подкрасться к ним незаметно, неслышно, и атаковать, помня о том, что беглецы вооружены не хуже, чем он. И, вполне возможно, могут чувствовать его так же, как и он их.

Максиму Иванычу стало смешно, когда он понял эту простую истину: зараженные могут ощущать друг друга. Это объясняло многое — и то, почему им так часто удавалось вырваться из своих стеклянных клеток, и отчего их действия во время ночного боя с вооруженными солдатами оказались столь эффективными. Когда один из «пациентов» нападал на охранника, все остальные об этом тотчас узнавали.

Странная мысль посетила капитана, но он поспешно отбросил ее, как безумную нелепость (а может быть, эта нелепость его просто напугала). Даже не мысль, а смутное, не «выкристаллизовавшееся» еще желание…

А может, не стоит использовать антидот?

Ведь по-своему это даже здорово — новые, почти сверхчеловеческие возможности и ощущения… Но об этом лучше не думать. Становится неприятно. Лучше думать о другом, настраивая себя на скорую схватку. И капитан старался сосредоточиться на другом.

«Смерть бывает разной. Она может быть вирусом, болезнью. Может быть пулей, пущенной из ружья. А может быть человеком, потерявшим все и жаждущим мести.

Смерть может вышагивать среди стволов, покрытых толстой темной корой. Может видеть в темноте и слышать ваш запах.

Берегитесь, ребята. Смерть уже близко.»

Петров нерешительно оглянулся на своих товарищей по несчастью.

Он замер перед дверью в низенький одноэтажный домик, некогда служивший жилищем для начальника гарнизона. Кажется, целую вечность назад он уже стоял перед этой дверью, точно так же не решаясь зайти внутрь, как и сейчас. И тогда его страхи подтвердились многократно, обернувшись не только ноющими ушибами на теле и посиневшим от побоев лицом, но и началом конца всего Лепрозория, как теперь уже было совершенно ясно. Это здесь он валялся в луже собственной крови, соплей и мочи, когда раздался сигнал тревоги. И отсюда, подгоняемый капитанским пистолетом, повез Максима Иваныча в самую преисподнюю…