Шон Хатсон - Эребус

Снова оглушительный залп. Один из выстрелов достиг цели, пуля попала Клейтону в плечо. Удар отбросил его к спинке сиденья, он вскрикнул от боли, когда пуля прошла через мякоть, оставляя дыру размером с кулак. Его правая рука моментально онемела, машина затормозила, но доктор перехватил руль здоровой рукой, и несколько секунд спустя машина врезалась в заграждение. То, что оставалось от ветрового стекла, посыпалось в салон, и Джо вскрикнула от боли. Осколки впились ей в руку, она втянула голову в плечи, оглушенная диким скрежетом, когда крыша машины оказалась продырявленной, столкнувшись со шлагбаумом.

Пули попали в задний капот, когда машина совершала свой безумный прорыв. Джо, открыв глаза, увидела двух охранников, вскочивших в свою машину.

— Они едут за нами! — закричала она, не отрывая глаз от преследователей. Клейтон ничего не ответил. Его лицо было цвета прогорклого масла, кровь текла из раны на плече. Но сознания он не терял и делал все, чтобы выжать из своей пострадавшей машины наибольшую скорость — стрелка спидометра почти достигла деления — 80.

Машина преследователей неумолимо приближалась.

Тайлер стоял перед главными воротами футбольного поля Вейкли, сжимая в руках ружье.

Над ним проносились серые клочья облаков. Вот и первые капли упали. Надо идти быстрее. Здесь негде укрыться от непогоды. Прожекторы грозно светили над ним, когда он подошел к сломанным перилам, отделявшим каменную набережную от поля. В землю было врыто деревянное ограждение, но Тайлер вспомнил, как еще ребенком он пробирался через щель, чтобы взглянуть на игру команды Вейкли. Теперь он осторожно шел по ступеням, контролируя малейшие шумы и движения. По бокам крикетного поля находились стенды. Когда дождь усилился, Тайлер поторопился к навесу над ближайшим стендом.

Приоткрыв ворота, он прошел через турникет, где раньше проверяли билеты. На желтоватой матрице было написано: «Главный стенд: взрослые — 1.00 доллар, дети — 25 пенсов». Тайлер поднял голову: в крыше стенда зияли дыры — следы разрушения многих лет. А на самой верхушке, за пролетом крытых ступеней, находилось нечто похожее на сжатую с боков коробку. Это была комната около пятнадцати футов длиной и двенадцати в ширину, окна комнаты покрывал слой грязи, и рамы перекошены, со щелями. Однажды, когда ему было лет десять, он приходил сюда с отцом. Его отец знал многих управляющих спортклубами, Тайлера брали сюда, в эту комнату, в качестве поощрения — посмотреть, как работают прожекторы. Он не забыл этого, хотя прошло столько лет.

Стоя на ступенях, которые вели к первому ряду мест, он вздохнул. В воздухе пахло мокрой травой и плесенью. Ощутив в руке тяжесть ружья, он решил сперва осмотреть другие стенды.

Он выбрал путь мимо крикетного поля, к малым трибунам. Они были рассчитаны на двести мест. Теперь большинство из них сгнило, некоторые вырваны из кронштейнов и брошены в проходы. Осмотрев тщательно всю конструкцию, он перелез через перила и направился обратно, к крикетному полю.

У правых ворот все нормально, за ними — тоже. Затем он прошел всю трибуну с начала до конца, то же самое проделал с другого конца. Сквозь щели бетона пробивались сорняки, громоздились кучами ржавые канистры, обрывки бумаги, тряпье, шевелясь на ветерке. В воздухе печально порхал кусок бумаги, бывший когда-то программой.

Тайлер направился к главной трибуне, остановившись у тоннеля для игроков. Двенадцать каменных ступеней вели к лабиринтам раздевалок и катакомбам душевых. Тут было темно как в волчьей яме — пришлось зажечь фонарь, освещая путь вниз. Из подземелья поднималось зловоние, но это был не запах сырости и заброшенности. То был острый тошнотворный запах мертвечины.

Тайлер остановился на верхней ступени, светя фонарем вниз. Луч пронизал темноту, открывая тоннель. Он тянулся на двадцать ярдов, затем резко разветвлялся направо и налево. Тайлер двинулся вперед, сдерживая спазм кашля.

Стены были покрыты плесенью, и он почувствовал их осклизлость, чуть коснувшись рукой.

Едва свернув направо, он почти споткнулся о первые тела. Это был мужчина лет двадцати, свернувшийся как в утробе, его рот был открыт, обнажая длинные зубы. Чуть поднятые плечи говорили, что он мог и ошибиться, тело, возможно, могло двигаться. Он переступил через него, стараясь делать все бесшумно. Затем фонарь, прорезав тьму, высветил шесть, семь, десяток, два десятка спящих людей. Тоннель расширялся, перетекая в другой коридор — пол был сплошь усеян спящими телами.