Сергей Волков - Пророк Темного мира

— Держи его! Украли! Вора держи-и!!

Блеяли овцы, мычали коровы. Звонко кричали петухи, и им хрипло вторили, будто передразнивая, многочисленные вороны, рассевшиеся по крышам теремов и башен.

«Боже мой, — подумала тогда Тамара, — неужели мне предстоит тут жить?! Какой кошмар! Я не выдержу…»

Но самое ужасное ей еще предстояло увидеть. Когда конь выполз на средину городища, открылся вид на странное здание с высоким крыльцом, нечто среднее между теремом и башней, окруженное по второму этажу крытой галереей и все покрытое затейливой резьбой. Свободное пространство перед строением полнилось людьми, но что это были за люди!

Безногие, безрукие, изувеченные так прихотливо, что разум отказывался понимать причины, вызвавшие такие чудовищные травмы; исхлестанные шрамами, с провалившимися носами, без нижних челюстей, без ушей, слепые, покрытые язвами, расчесами, нарывами, сыпью, сочащимися сукровицей и гноем ранами, все эти несчастные единым оглушающе низким голосом выли:

— Оте-е-ец! Бла-а-ага-а! Да-а-ай бла-а-ага-а!!

Они тянули руки, культи, головы, обратив навечно искаженные лица к широким запертым дверям дома-башни. Ударил невидимый Тамаре колокол, двери распахнулись, и над толпой возник седой человек в белых одеждах. Площадь взорвалась криками. Человек мелкими шажками вышел на крыльцо, неся перед собой большую сверкающую чашу.

— Бла-а-ага-а! Да-а-ай бла-а-ага-а!! Оте-е-е-ец!!! — с новой силой зарыдали люди, густо облепив перила крыльца. Чаша взметнулась ввысь и обрушила на сгрудившихся калек кровавый водопад. В том, что алая жидкость была именно кровью, Тамара не сомневалась ни секунды. Те из калеченных и недужных, кого окропило хотя бы каплей, торжествующе завопили, остальные с негодующим ревом рванулись со всех сторон к крыльцу. Возникла давка, над площадью повис уже не крик, а стон. Человек с пустой чашей скрылся, двери вновь закрылись. Теперь перед домом-башней ворочалось лишь безобразное и жуткое в своей безжалостной обреченности окровавленное чудовище толпы. Пока конь объезжал площадь, калеки немного успокоились, отхлынули от крыльца, и Тамара увидела на земле сплошной ковер из затоптанных и раздавленных заживо.

— Дурни, — кратко прокомментировал увиденное Мыря. — Личени, одно слово.

— Я тоже личениха! — со слезами на глазах повернулась к незнатю Тамара.

— И ты дура, — спокойно сказал домовой. — Была б умной, не глядела бы. Нас другое заботить должно — вишь, впереди?

Впереди была пристань, или, как говорили местные, коновязь. Путеводная плешь тут расширялась «из горлышка в бутылку», и по сторонам стояли в несколько рядов низкие длинные склады, вокруг которых суетился работный люд. На плеши Тамара заметила груду вырванных с корнем деревьев; в небе одиноко висел тусклый пузырь, подобный тому, что вез их коня все эти дни.

Поравнявшись с древесной кучей, «Гиблец» остановился — и вдруг палуба ухнула вниз, борта расселись, из трюма горой вывалились мешки, стая зубачей с писком прыснула в разные стороны, исчезая под складами. Тамара увидела, как оголенные корни деревьев, слагавших борта «Гиблеца», зашевелились, впиваясь в землю, точно черви.

— Вот, оказывается, как. Кормиться будет наша повозка. Ты очки спрячь получше — на всякий случай, — еле удержав равновесие, пробормотал Мыря. Он подал Тамаре руку, помогая подняться. Девушка бросилась к раненому, но тот перенес превращение коня в буреломный завал без последствий, все еще пребывая в беспамятстве.

А от высокого трехшатрового терема к ним уже двигался отряд дружинников в начищенных панцирях, сопровождавших тщедушного человечка, обряженного как напоказ — в шитый золотом халат, красные мягкие сапожки и высокую шапку с перьями. Это и был городской старшина Гнатило Зварсын. Мыря с самого начала повел себя с местными весьма удачно, хотя Тамаре показалось, что домовой особенно и не задумывался над своим поведением — просто с ходу начал орать и гневаться, словно все вокруг были виноваты.

Началось все с невинного в общем-то вопроса, последовавшего от Гнатилы следом за пышным приветствием:

— Не будет ли угодно господину незнатю поведать нам, откуда он и по какой надобности держит путь через земли княжества?

Тут Мыря и показал себя. Налившись кровью, он сдвинул брови и закричал, потрясая кулаками:

— Допрос мне учинять?! Дерьмоед! В землю вобью, в Ныеву падь!

Старшина, дружинники и собравшиеся вокруг жители — «Гиблеца» от ворот сопровождала изрядная толпа — немедленно рухнули на колени, склонив головы. Мыря довольно крякнул и начал спускаться, даже не оглянувшись на Тамару.