Септимус Дэйл: Поедатель маленьких девочек

Оставалось лишь лежать в песке и ждать, когда море медленно Подкрадется со всех сторон, покроет ладони, и затем и руки целиком, дойдет до подбородка, вскипит над головой. Наверно, он умрет гораздо раньше. Наверно, его прикончат наступающие волны, которые будут постоянно захлестывать. Это будет долгая канитель. Большая волна, которая накроет с головой, затем маленькая, она позволит схватить глоток воздуха.

Возле правой руки лежала консервная банка, наполовину погруженная в песок. Крышка почти оторвана. У крышки был рваный край — режущий край.

Если бы только удалось дотянуться до банки. Крышкой он мог бы перерезать себе горло. Это будет более легкая, смерть, чем тонуть, и не такая неприятная. Вначале, когда он проведет ржавой жестянкой по горлу, будет мгновение нестерпимой боли, хлынет кровь, а потом… ничего. Так случается в книгах. Но бывало и так, что это сделан не удавалось. Иногда можно было прочитать в газетах о тех, кто умирает, истекая кровью, пока их везут в больницу, умирают медленно, не спеша. Он может потерять создание, сделав первый надрез. Видимо, для того чтобы быть в состоянии надлежащим образом перерезать себе горло, когда ты это делаешь в первый раз, надо что-то об этом знать. Конечно, после того как море уже окружит его, особой роли это играть не будет. Даже если ему не удастся раскроить себе горло, море прикончит его. Но было бы неплохо, по крайней мере, иметь какую-то альтернативу, возможность быстрого конца на случай, если придется совсем уж плохо, а спасение не придет.

После того, как он уперся головой и плечами в песок, ему удалось дотянуться пальцами и прикоснутся к краю жестянки. Пальцы, которые он разодрал, царапая бетон, онемели. Ссадины, залепленные песком и потому не кровоточившие, вновь открылись, когда он заскреб по жестянке, заструившаяся по тыльной стороне руки кровь начала просачиваться сквозь рукав рубахи. На большом пальце появился свежий порез, но жестянка даже не пошевелилась. Он попытался достать ее левой рукой, но чуть-чуть не дотянулся. Он собрался с силами для решающей попытки. Жестянка приобрела для него огромное значение. Она давала надежду, пусть даже и очень слабую, на возможность выбора, когда и как умереть. Конечно, выбор ограниченный: море, чей беспощадный плеск о дальние опоры причала доносился до него, или безжалостный край жестянки, который он мог бы прижать к горлу, если предпочтет быстрый и мучительный уход медленной смерти от удушья. Но все же это был выбор, оставлявший ему хоть какое-то чувство собственного достоинства. Надо было достать банку.

Миранда стояла на балке и пристально смотрела на мужчину, лежащего под ней.

Осторожно, боясь, как бы не испачкать свое платье, она спрыгнула на песок.

Какой-то странный человек, совсем не такой, как ее Папочка. Ей были видны лишь его голова, плечи и руки, все остальное было скрыто в какой-то странной норе. Может быть, он жил под причалом и, как крабы, выбирался наружу только тогда, когда думал, что там никого нет.

Она стояла на расстоянии трех-четырех футов от человека и смотрела на него круглыми испуганными глазами. Он издавал какой-то чудной шум: задыхающийся сосущий звук. Пальцы его были в крови. В руке он держал странную старую жестянку. Он лежал лицом на небольшой полоске бетона там, где он копал нору, но лопаты рядом с ним не было. Песок тоже был ужасно испачкан кровью.

Миранда стояла очень тихо. Она не знала, что делать. Может быть, ей следует разбудить этого человека и спросить его, чем он занимается. Она боялась, что он может рассердиться. Взрослым ничего не стоит рассердиться. Может быть, можно разбудить его как будто нечаянно. Она решила спеть ему песню и посмотреть, проснется ли он от этого.

Мэйсон слышал, как плещется море. Его мозг был одурманен и заполнен шумом его же собственных мыслей. Но кроме этого он слышал — еще что-то, что-то совершенно бессмысленное. Он прижался лицом к полоске бетона. Разум покидал его.

Так оно и продолжалось безостановочно, это монотонное пение, порожденное его мозгом. Ладно, итак, он сходит с ума. Он приподнял голову и начал подпевать другому голосу, голосу, звучащему у него внутри.