Роман Терехов: Али Бабай

Кто– то захрустел битым стеклом за углом – надо бы посмотреть через высунутое за край зеркальце. Идея возникла после пары столкновений лицом к лицу со стоячими трупами в полутемных коридорах. Постоят– постоят, обдадут вонизьмой и взглядом, что мороз по коже, да дальше шкандыбают. Не по этой моей штопанной коже, ей походу уже на все похрен, а по той, что совсем глубоко. О того жутко невыносимо. Порток не настираешься. Повезло, что не из пугливых. Не повезло с портками. Простыней обмотался, да халат чужой накинул. Так и пошел в мир.

– Есть здесь кто?

– Кто– о– о? О– о– о. – То не эхо. То Лихо. И давило меня, как комара всей пятерней. Да только та пятерня мягче киселя. А может я тверже сделался? Лучше не жужжать, а лететь отсюда подальше.

Сквозь пустые стеклопакеты доносились приглушенные звуки накрывшей город катастрофы. Где– то неподалеку, может быть даже за углом, родился странный звук – костью по кости.

– Эй? Кто здесь? Кто говорит? – прохрипел незнакомый голос, приглушенный расстоянием и дверью. Так говорят очень напуганные люди с пересохшей глоткой. Жажда. Давний сиделец. Закрылся от страха своего. В угол ходит. Извелся, измотался, задохся.

– Опа! Есть кто живой? – тогда мне не показалось, что эти слова прозвучали немного двусмысленно. – Эй, покажись, мужик!

– Посмотрите, их нет? Они ушли? – настаивал все тот же голос издалека.

– Кто – они? Трупаки? Вроде никого рядом…

– Хорошо. Выхожу… – не очень уверенно произнес невидимка. – Скажите, еще вот что, а вас не укусили?

– Не– а, не вкусный я.

Меня? Кусать? Глупости какие. А если скопом кинутся доктора покойные? А ну как заломают, да от жизни на раз вылечат? Нет, не согласный я! Я может только сейчас жить начал!

В конце лестницы подобрал – точнее вытащил из черепушки изрядно обглоданного трупа нечто среднее между куском арматуры и коротким ломиком. Чистый конец сворачивался в кольцо, а тот, что засел в черепе, завершался четырехгранным острием. Толи пешня, толи ледоруб, не пойми что. Зачем мне нужна эта штука, четкое понимание еще не оформилось, руки инстинктивно потянулись к железу. Когда вокруг происходит всякая чертовщина в виде ходячих трупов, лучше под руками иметь какое– нибудь оружие. Особенно, когда на плечи давит ощущение опасности и неизвестности. Пока возился с железякой, пропустил момент выхода на сцену обладателя испуганного голоса. Возник соблазн поглядеть чего путного в брошенной тут же женской сумочке, больно велика и блескуча, но отвлек истошный крик.

Когда я предположил, что с заходящегося в крике бедолаги заживо сдирали кожу, то и не подумал, насколько близок к правде. Кричали из– под плотного кубла мертвых тел. Мертвецы рвали живого руками и зубами. Привычно. Толково. Я подскочил, раздавая своей железякой направо и налево удары по рукам, плечам, спинам и головам. Все бесполезно – мало в руках силы еще собралось, а остервенелость после пришла – пока вдруг не пробил острием темя одного из жрущих человечину. Тот сразу обмяк и утратил дальнейший интерес к участию в людоедской оргии.

– Бегите! А– А– айтесь! – кричал неизвестный, чьего лица я так и не увидел. Успокоив еще одного людоеда, я оступился от свалки, грозящей поглотить и меня. К пиршеству со всех углов, бросив побуревшие лохмотья мяса на костяках, подтягивались твари, уже утратившие человеческий облик. Их лица распухли, челюсти укрупнились и выдвинулись вперед, узловатые пальцы тянувшихся ко мне лап заострились и удлинились. Размахивая железякой на зависть лучшим фехтовальщикам планеты, я пробился к выходу. На мое счастье – твари потеряли ко мне интерес, как только я увеличил дистанцию между нами… То копченому докторишке я был до одного места, этим же шакалам все едино, кого рвать. Вовремя ушел.

Вынырнув из тьмы в очередной раз, разлепил веки у перекрестка. Справа и слева – мертвые куклы тянули руки вслед проносящимся авто. У некоторых от вожделения булькало и сипело в горле. Часть передвигалась на двух ногах, отдельные же вовсю практиковали бег на четырех костях. Хищники. Почти все мертвяки носили следы укусов, многие щеголяли окровавленными мордами. Доблесть. Не только меня, но и я тоже. Берегись меня – другим сигнал. Оглянулся назад – из ворот БСМП выходил бесконечный поток мертвечины. Сила. Не остановишь. А вокруг жилые кварталы. Забилось в бетонные склепы сладкое мясо. Дрожит. Истерит. На стены лезет. Жутко.

Всунул в онемевшие губы последнюю сигарету. Затянулся во всю грудь, да на половину сигареты. Даже ругаться матом и то перехотелось. Истаяла подспудная надежда проснуться – как сигаретный дым истаяла. Рушились устои души моей. Вместе с остальным миром. Гармония хаоса.