Артуро Перес-Реверте - Клуб Дюма, или Тень Ришелье

Были сделаны три надреза в языческой плоти, и так был закален гарпун для Белого Кита…

Начало дружбы было должным образом обмыто, так что Ла Понте в конце концов даже перестал глазеть на девиц, которые входили и выходили, и поклялся Корсо в вечной преданности. По натуре Ла Понте был человеком слегка наивным, несмотря на напускной цинизм и подлое ремесло торговца старыми книгами, и он не смекнул, что новый друг в перекошенных очках еще там, в лавке, едва бросив взгляд на книжные шкафы, принялся обрабатывать его по всем правилам военного искусства. Корсо сразу приметил пару томов, о которых и хотел теперь потолковать. Но, честно сказать, Ла Понте со своей рыжей бородкой, кротким, как у Билли Бада [15], взглядом и несбывшимися мечтами стать китобоем в конце концов завоевал симпатию Корсо. К тому же он мог процитировать наизусть полный список членов экипажа «Пекода»: Ахав, Стабб, Старбек, Фласк, Перт, Квикег, Тэштиго, Дэггу… названия всех кораблей, упомянутых в «Моби Дике»: «Гоуни», «Таун-Хо», «Иеровоам», «Юнгфрау», «Розовый бутон», «Холостяк», «Восхитительный», «Рахиль»… – и прекрасно знал, а это было высшим пилотажем, что такое серая амбра. Они болтали о книгах и китах. Так что в ту ночь и было основано Братство гарпунеров Нантакета, Флавио Ла Понте стал его генеральным секретарем, Лукас Корсо – казначеем, и оба – единственными членами сообщества, а доброй матерью-покровительницей его сделали Макарову – она даже не взяла с них денег за последнюю рюмку, а перед закрытием заведения примкнула к их компании, и они вместе расправились с бутылкой джина.

– Я еду в Париж, – сообщил Корсо, разглядывая в зеркале толстуху, которая каждые пятнадцать секунд совала по монетке в щель игрального автомата, словно ее загипнотизировали незамысловатая музыка и мелькание цветной рекламы, фрукты и звоночки, так что двигаться могла только сжимающая рычаг рука – и так до скончания века. – Там заодно займусь и твоим «Анжуйским вином».

Приятель сморщил нос и глянул на него настороженно. Париж – это дополнительные расходы, новые сложности. А Ла Понте был книготорговцем скромным и очень скупым.

– Ты же знаешь, я не могу себе такое позволить, мне это не по карману.

Корсо медленно допивал пиво.

– Очень даже можешь. – Он достал несколько монет, чтобы заплатить и за себя, и за приятеля. – Я еду совсем по другому делу.

– По другому делу? – повторил Ла Понте с явным интересом.

Макарова поставила на стойку еще две кружки. Это была крупная светловолосая сорокалетняя женщина, коротко подстриженная, с серьгой в одном ухе – в память о той поре, когда она плавала на русском рыболовном судне. Одета она была в узкие брюки и рубашку с закатанными почти до плеч рукавами, которые открывали на редкость крепкие бицепсы – хотя не только они придавали ей сходство с мужчиной. В углу рта у нее вечно дымилась сигарета. Ее легко принимали за уроженку Балтики. Но всем обликом, и особенно грубоватыми манерами, она напоминала скорее слесаря-наладчика с какого-нибудь ленинградского завода.

– Прочла я вашу книгу, – сказала она Корсо, раскатывая букву «р». При этом пепел от сигареты сыпался на мокрую рубашку. – Эта Бовари… просто несчастная идиотка.

– Рад, что ты сразу ухватила суть дела.

Макарова протерла прилавок тряпкой. С другого конца зала из-за кассы за ней наблюдала Зизи, являвшая собой полную противоположность Макаровой: гораздо моложе, миниатюрная и очень ревнивая. Случалось, перед самым закрытием они в подпитии начинали драться на глазах у последних клиентов, правда, те, как правило, были своими людьми. Однажды после такой потасовки Зизи – с лиловым синяком под глазом, разъяренная и жаждущая мести – решила хлопнуть дверью. И пока она не вернулась – через три дня, – Макарова не переставала лить слезы, которые капали и капали в кружки с пивом. В ночь примирения заведение закрылось раньше обычного, и можно было видеть, как они куда-то отправились, обняв одна другую за талию и целуясь в подворотнях, словно юные влюбленные.

– Он едет в Париж, – Ла Понте кивнул на Корсо. – Хочет ухватить удачу за хвост. У него в рукаве спрятан туз.

Макарова собирала пустые стаканы и глядела на Корсо сквозь дым своей сигареты.

– Да у него вечно что-нибудь припрятано, – произнесла она гортанным голосом, не выказав ни малейшего удивления. – То в одном месте, то в другом.

Потом она составила стаканы в раковину и, поигрывая квадратными плечами, пошла обслуживать других клиентов. Макарова глубоко презирала представителей противоположного пола и исключение делала разве что для Корсо, о чем и сообщала во всеуслышанье, объясняя, почему не берет с него деньги за последнюю рюмку. Даже Зизи относилась к нему вполне терпимо. Однажды, когда Макарову арестовали за то, что она во время демонстрации геев и лесбиянок разбила морду полицейскому, Зизи всю ночь просидела на скамейке перед полицейским управлением. Корсо принес ей бутерброды и бутылку джина, а потом переговорил со своими знакомыми из этого заведения, и они помогли замять дело. Зато у Ла Понте все это вызывало нелепую ревность.