Брэм Стокер - Сокровище семи звёзд

Определенный Абелем Трелони день стремительно приближался, и меня охватило чувство неизбежного конца. Исходом, возможно, станет жизнь или смерть одного из нас, но к этому мы все уже были готовы. Этическая сторона эксперимента, основанного на религиозных поверьях, меня не волновала, так как этот опыт не затрагивал моих интересов. Что касается причин и исходов, то они не только не были в моей власти, но вообще находились за пределами моего понимания. Сомнения в успехе «великого эксперимента» были такими же, какие сопровождают любую деятельность, преследующую великие возможности. Для меня, чья профессиональная жизнь протекала в сфере интеллектуальных сражений, такая форма сомнения была скорее стимулом к борьбе, чем средством устрашения. Что же тогда вызывало тревогу, превращаясь в душевную боль, на чем сосредоточивались мои мысли?

Я начал сомневаться в Маргарет!

Вокруг чего сосредоточивались мои сомнения — вокруг ее любви, или честности, или доброты?.. Разумеется, нет. Она сама их вызвала, потому что изменилась.

Временами в течение прошедших нескольких дней я едва узнавал ее. Неужели передо мной та самая девушка, которую я встретил на пикнике и затем помогал ей охранять сраженного странным недугом отца? Тогда, даже в минуты печали, страха или беспокойства, она была сама жизнь, и забота, и спокойное достоинство. Теперь же Маргарет почти всегда держалась отстраненно, иногда пребывала в противоречивом настроении, словно ее разум, а также естество больше не принадлежали ей. Вплоть до времени, когда мы уехали из Лондона, в моей душе все время присутствовало чувство безопасности, пришедшее вместе с осознанием, что наша любовь взаимна. Но теперь я не знал, была ли рядом со мной моя Маргарет — прежняя Маргарет… Эту девушку я едва понимал, ход ее мыслей создавал между нами невидимую преграду.

Порой Маргарет словно просыпалась и говорила мне нежные и приятные слова, которые я часто слышал от нее прежде, — и все же в такие моменты она казалась мне наиболее непохожей на себя. Это выглядело так, как если бы она повторяла их словно попугай или под чью-то диктовку, подобно человеку, который умеет говорить и играть свою роль, но не имеет собственных мыслей. Постепенно я начал возводить между нами барьер, потому что более не мог разговаривать с ней легко и свободно. Полагаю, Маргарет тоже почувствовала это, так как начала избегать меня. Ранее она изыскивала всякую возможность быть со мной, точно так же, как я всегда стремился к ней; а теперь любая попытка одного из нас избежать встречи, уйти от общения причиняла новую боль нам обоим. Час за часом мы все больше отдалялись друг от друга. Если бы не ряд моментов, когда прежняя Маргарет возвращалась ко мне, полная привычного очарования, не знаю, что могло бы произойти. Но к счастью, подобное возвращение как бы давало новый старт нашим отношениям и сохраняло мою любовь к ней.

Я отдал бы весь мир за возможность поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, но это было невозможно. Кому я мог довериться? Как мог я говорить о своих сомнениях по поводу Маргарет с кем-нибудь, даже с ее отцом? Мне оставалось только страдать — и надеяться.

Весь день в доме царила странная тишина. Каждый из нас был занят собственными мыслями, и это ощущалось даже в разговорах во время завтрака и обеда. Вечером я вышел прогуляться — в одиночестве. Сначала я попросил Маргарет присоединиться ко мне. Но девушка пребывала в безразлично-апатичном настроении, и, надо сказать, очарование ее молчаливого присутствия на меня уже не действовало. Рассердившись на самого себя и пытаясь охладить возникшее раздражение, я мерил шагами площадку перед воротами.

Прекрасный вид на море, тишина, нарушаемая лишь ударами волн, доносившимися снизу, и хриплыми вскриками чаек, то и дело взмывавших к серым небесам, придали моим мыслям спокойное течение. И все равно они постоянно возвращались к одной теме — к сомнениям, которые истомили меня. Бессознательно я обнаружил, что задаю себе вопрос, на который не могу найти ответа. Тем не менее здесь, в одиночестве, под влиянием морской стихии и мрачных скал, мой разум вновь заработал четко, в привычном ему ритме, продиктованном моей жизнью, и я начал трезво анализировать факты, тревожащие меня.

Точкой отсчета стало следующее: Маргарет изменилась — каким образом и под влиянием каких сил? Было ли это связано с ее характером, умом или продиктовано ее природой? Ведь физический облик оставался прежним. Я начал группировать все сведения, относящиеся к ней, начиная с самого рождения, обстоятельства которого были более чем странными.