Пойман! Посажен в клетку! Он попытался протиснуться сквозь железные прутья, но расстояние между ними было слишком мало. Тогда он попробовал раздвинуть их. Он напрягался изо всех сил, но холодный металл не поддавался. Прутья даже не дрогнули.
«Я хочу бежать, — подумал он. — Быстро. Мчаться, как ветер. Я хочу бежать неслышно. Скользить беззвучно, как тень».
Он заходил из угла в угол по тесной, сковывающей движения площадке.
Бежать, бежать… С каждым шагом слово эхом отдавалось в мозгу. Он метался по клетке, пока не закружилась голова. До чего тесно! Бежать хотелось так сильно, что ныли мускулы ног.
Он застыл на месте. Его бледные светло-голубые глаза смотрели сквозь прутья на полную, яркую луну, которая напоминала сияющий блин на черном небосводе. Когда-то она вела его сквозь тьму. Но только не сегодня. Сегодня она его предала.
Он снова заходил вперед-назад, ускоряя шаги, думая, вспоминая. Встряхивал головой, пытаясь отогнать непрошеные мысли, не думать о том, что привело его сюда. Но воспоминания не уходили. Они теснились в голове, давили, как прутья решетки.
Он вжался в угол, закрыл ладонями уши, чтобы не слышать вой — вой из далекого прошлого. Прижался лицом к холодным прутьям и снова почувствовал железистый запах крови. Сколько было крови! Горячей, густой, липкой… Он зажмурился. Но ужасное видение все так же стояло перед глазами.
«Я был молод, наивен. Я знал слишком мало, чтобы бояться. А следовало бы испугаться… ужаснуться».
Воспоминания неумолимо уносили его в прошлое — в другое время, другие места. Тогда он еще не был пленником. Он не сидел за решеткой. Он не понимал в полной мере, что такое страх.
Глушь, Кентукки, 1792
Джеми Файр заерзал на жесткой деревянной скамье. Лошади несли их по узкой горной дороге, вьющейся через Аппалачи. Дорога была неровной, колеса подпрыгивали на выбоинах и ухабах, и фургон все время потряхивало. Дорога в глушь, так ее называли. Дэниел Бун и прочие проложили этот путь через Камберлендский перевал всего два года назад. Скоро Вирджиния останется позади. Да уж поскорей бы.
Юноша размахнулся и шлепнул поводьями по крупам двух гнедых лошадей. Ему было семнадцать — вполне достаточно, чтобы править фургоном вместо отца. Джеми снова взмахнул поводьями. Звук удара эхом разнесся в горах.
— Спокойнее, — прикрикнул отец, усаживаясь на скамью около Джеми. — Мы все равно не можем ехать быстрее тех, кто впереди нас.
«А я хочу быстрее», — упрямо подумал Джеми.
Дорога змеилась между гор, точно длинный черный язык чудовища, к которому они въезжают в пасть. А высокие сосны напоминали огромные клыки. Эта бескрайняя глушь легко могла поглотить все их фургоны. Навсегда.
Густая завеса ветвей над головой заслоняла солнечный свет. Может быть, среди глубоких теней скрываются дикие звери — высматривают, выслеживают. Поджидают удобного момента, чтобы наброситься на лошадей или на отца. Или на Джеми. У них острые когти и огромные клыки.
Джеми вздрогнул и, зябко передернув плечами, запахнул на груди фланелевую куртку, хотя день выдался на редкость теплый.
А ведь всего два месяца назад он так радовался, когда отец внезапно сообщил, что они переезжают в Кентукки. Вот это приключение! Новые неисследованные земли, пограничный район. Отец тогда сказал, что они могут страшно разбогатеть.
— Не поеду, не хочу, — плача, твердила мама. — Там же совершенно необжитые места, Джон. Это слишком опасно.
И все-таки она поехала. Сложила в фургон все свои миски, плошки и кастрюльки, все свои подушки и одеяла, а затем забралась туда сама и отправилась в далекое путешествие. И уже не раз сильно об этом пожалела.
Снова колесо попало в выбоину. Фургон дернулся, и Джеми услышал, как вскрикнула мама.
— Что это было? — позвала она. — Джон, что случилось?
Отец слегка повернул голову.
— Ничего страшного, Дора Мэй, — сказал он в проем между двумя занавесками, прикрывающими вход в фургон. — Просто наткнулись на бугорок. Не о чем беспокоиться.
— Джон, прошу тебя, давай вернемся в Вирджинию.
Джеми поморщился. Каждый день она просила отца вернуться. И каждый раз он отвечал ей одно и то же.
— Нам нечего делать в Вирджинии, — буркнул Джон раздраженно, вновь поворачиваясь лицом к дороге. — Мы там подохнем с голоду.
Джеми потихоньку покосился на отца. Тот сидел помрачневший и осунувшийся. Светло-голубые — в точности как у Джеми — глаза сощурились, впалая щека слегка подергивается. Значит, сейчас заговорит о проклятье.
Читать дальше