Стивен Кинг: Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

Слезы двумя ручейками хлынули из светлых старческих глаз, сбегая по щекам на платье, и Ник удивился, сколько слез таит в себе эта маленькая женщина, чьи глаза на вид сухи, как опавший лист.

— Помоги мне, Ник, — сказала она. — Я хочу одного — делать то, что нужно.

Он легко пожал ей руку. За их спиной хихикнула Джина, подбрасывая к небу игрушечный паровозик, сверкающий на солнце.

Дик и Ральф вернулись к обеду. Дик сидел за рулем нового «Доджа», а Ральф вел ярко-красный грузовик, в кузове которого стоял и махал рукой Том. Они притормозили у калитки, и Дик вылез из кабины.

— В этой машине отличный приемник, — сказал он Нику. — Сорокаканальный. Он, как мне кажется, очень нравится Ральфу.

Ник улыбнулся. Подошли женщины и остановились, разглядывая грузовики. Абигайль заметила, как нежно подсаживал в кабину Джун Ральф, чтобы девушка могла посмотреть на приемник.

— Итак, когда же мы отправляемся? — поинтересовался Ральф.

Ник пожал плечами и написал:

— Сразу же после обеда. Ты пытался настроиться на какую-нибудь станцию?

— А как же, — сказал Ральф. — Всю обратную дорогу я только этим и занимался. Стоит только статический треск; иногда что-то прослушивается, но не слишком отчетливо. Хотя, по-моему, я все-таки что-то слышал. Где-то далеко. Может, это были и не голоса вовсе. Но скажу правду, Ник, меня это не слишком беспокоит. Как и всякие сны.

Воцарилось молчание.

— Что ж, — прервала его Оливия, — пойду приготовлю что-нибудь. Надеюсь, никто не станет возражать против свиных отбивных, которые приходится есть второй день подряд.

Никто не возражал. К часу дня все их вещи — включая кресло-качалку и гитару Абигайль — были погружены в кузова грузовиков. Абигайль села в кабину, и машины тронулись с места по шоссе 30. Она не плакала. В ногах у нее стояла корзинка. Плакать было ни к чему. Она должна исполнить волю Божью, и сделает это. Воля Божья будет исполнена, но Абигайль думала также о красном Глазе, сверкающем во тьме ночи, и ей было страшно.

Это было поздним вечером 27 июля. Они сделали привал неподалеку от Канкл Феаграунда. Канкл, штат Огайо. По-видимому, здесь был пожар, и большая часть городка сгорела. Стью сказал, что, очевидно, город подожгли. Гарольд, конечно, тут же принялся спорить. В последние дни, если Стью Редмен говорил про что-нибудь, что оно белое, Гарольд Лаудер немедленно принимался спорить, что нет, — черное.

Франни вздохнула. Уснуть никак не удавалось. Она боялась спать.

С места, где она лежала, ей были отлично видны все остальные: Гарольд, Стью, Глен Бейтмен, Марк Бреддок, Перион Мак-Карти. Нужно принять снотворное и спать…

Это была идея Стью, когда сны стали по-настоящему страшными, и все они стали бояться спать. Произошло это после Олбани, когда Гарольд раздобыл еще один пистолет. Там они встретили Марка и Перион. Франни стала бояться Гарольда. Ей казалось, что однажды ночью он пристрелит их всех из своих пистолетов. Она часто вспоминала день, когда решила уехать с Гарольдом, жалея, что теперь уже ничего нельзя изменить.

Она знала, что Стью уже пытался поговорить с Гарольдом — мягко, доброжелательно, доверительно. «Гарольд, эти сны — большая проблема. У меня есть одна мысль, но я не знаю, как бы сказать ее… Может быть, не стоит злоупотреблять снотворным? Если примешь его однажды много, можно не проснуться. Как ты считаешь, а?»

В последнее время Гарольд не мог уснуть без трех-четырех таблеток веронала.

Франни боялась принимать веронал, не зная, может ли препарат повредить ее будущему ребенку. Говорят, даже простейший аспирин может нарушить хромосомный набор. Поэтому она продолжала терпеть эти ужасные сны. Особенно ей досаждал — иначе не скажешь — один сон. Она была в своем доме в Оганквайте, и темный человек преследовал ее. Она бежала по нескончаемым коридорам и галереям… она знала, что в состоянии убежать, если все время будет стараться не споткнуться о тело. Тело принадлежало ее отцу и если бы она споткнулась, темный человек тут же схватил бы ее. Поэтому она бежала, чувствуя, что ее преследователь все ближе и ближе, и вот его горячая рука касалась ее плеча, и она слабела и теряла силы, и ей хотелось кричать… И она видела его — одетого в какое-то темное одеяние, скрывающее фигуру, но являющееся отличным фоном для зловещей жестокой улыбки. И Франни знала: ему не нужен ее мертвый отец; он хочет добраться до ее еще не родившегося ребенка.

Она смежила веки.