Андрей Сенников - Девять

Едва Ефимцевы разгрузили машину, как Валентин постучал ко мне. Он пришёл спросить, что из оставшихся в квартире вещей я собираюсь забрать. Откуда только узнал? Я посмеялся — ничего не буду забирать. Несколько мгновений Ефимцев что-то соображал, а взгляд его беспокойно перебегал с одного предмета моей небогатой обстановки, на другой. Мне стало неловко, но в оценке Валькиного интереса я был не прав.

Ефимцев умеет делать всё что угодно. Он знает слесарную и токарную работы, столярную и плотницкую. Валька прекрасный механик, каменщик, кровельщик, сварщик… А работает он в ремонтно-механическом цехе мебельной фабрики. Обслуживает и ремонтирует все эти деревообрабатывающие станки и механизмы.

За полтора года двор наш преобразился кардинально, в том числе, и моя половина. Причем всё делал Валька, моё же участие выражалось в посильном денежном бремени на покупку материалов.

Но главный талант Ефимцева, конечно же, заключается в умении реставрировать, чинить и восстанавливать.

Взять хотя бы буфет Опоихи, сработанный в пятидесятые годы прошлого века неведомым умельцем из чистого дерева. Высокий, под потолок, с массивным основанием, зеркальной задней стенкой. Антресоль подпирали точеные балясинки, она была составной: выступающие вперёд шкафчики по краям и утопленная, средняя часть со стеклянной двустворчатой дверцей.

Как я уже говорил, буфет больше походил на рухлядь, чем на предмет обстановки. Неоднократно крашеный, с отсутствующими на половине дверец и ящичков ручками. Амальгама на зеркале облупилась и помутнела, рифленое стекло на дверцах забилось грязью, а его медный переплет позеленел почти дочерна, мохнатый, словно заросший плесенью. Все это невозможно теперь вообразить, глядя на сверкающего темным лаком красавца, а медь переплета хочется назвать инкрустацией. Но и это еще не всё. Содержимое буфета, кажется, перекочевало во времени вместе с ним, пройдя сквозь некий омолаживающий портал, которым на самом деле были Валькины руки. Здесь были граненые водочные рюмки на коротеньких ножках, расплющенных в основании гладким, без единого пузырька, кружком; столовое серебро с толстыми витыми ручками, серебряные же подстаканники со стаканами такого тонкого стекла, что казались почти невидимыми. Столовый сервиз на двенадцать персон на вид совершенно новый, но формы, рисунки и даже горделивая осанка посуды намекали, что на донышке любой тарелки, чашки или пузатой супницы есть фабричное клеймо с «ерами» и «ятями»…

Всё, к чему прикасается Валька, обречено на возрождение. Рано или поздно…

На третий или четвёртый год после переезда Ефимцев выстроил на своей половине двора огромный отапливаемый гараж-мастерскую. Как только Ефимцев возвращался с работы, ворота мастерской распахивались, и любой желающий мог застать Валентина там, а желающие были. Половина Сгона таскала к Ефимцевым дряхлую мебель, дырявые кастрюли, неработающие приемники, неизменно получая назад исправное, сверкающее новизной, изделие.

К моему удивлению, дочери-погодки Валентина и Надежды крутились в гараже вместе с отцом. У них даже свой маленький верстачок был, на котором они, подражая ему, пилили, строгали и колотили или просто сидели рядышком, болтая ногами и перешёптываясь, глядя, как отец сотворяет еще одно маленькое чудо.

Банально, но как многие мастеровые и талантливые люди, Валентин склонен к запоям. Недельным. Нет, он не буйный, но, во-первых, в эти периоды он не работает, а во-вторых, многое из того, что ему удается заработать, тут же спускается на водку. В диковатые девяностые водкой с Валькой и рассчитывались частенько. Хорошо, если Надежда успевала тут же продать огненную воду, но так случалось не всегда, и Ефимцев входил в штопор с лёгкостью тонущего кирпича.

Есть только один способ удержать Вальку от пьянки — вовремя подсунуть ему что-нибудь вроде буфета Опоихи, или моего стола, словом что-то, что требовало от Вальки не только мастерства, но и таланта художника. Именно поэтому я рекомендовал Горстиной Валентина, как отменного реставратора, и многие экспонаты обязаны ему вторым, а то и третьим рождением. К сожалению, не всякий предмет увлекает Вальку. Я не знаю его критериев, а сам он зачастую не может объяснить, что его так заинтересовало в той или иной вещи, заставляя безостановочно трудиться…

Что он нашёл в этом мятом куске металла? Что увидел?

Около месяца назад я встретил Вальку на пороге мастерской, задумчиво вертящим в руках искорёженное нечто, пачкающее ему руки сажей.