Андрей Сенников - Девять

— Слышь, Вениамин, погоди, — Леха сбил-таки дыхание и пыхтел с натугой, — Да стой ты, черт!

Дикой остановился.

— Ну?..

Ему тоже не особенно ровно дышалось, и пота на костистом лице было не меньше, вот только маленькие глазки блестели с прежним задором.

— Мы… это… куда?..

— Туда, — кивнул Дикой, — в Каранаково…

Ему было наплевать на Лехины переживания, страдания, немощь, что тому пятьдесят и на то, сколько еще тот будет таскать болванку аккумулятора. В свете стоящих перед ними задач, в текущем, так сказать моменте, все это не имело значения. Пусть хоть на карачках ползет и зубами, зубами…

Аккумулятор упал в траву с глухим стуком. Дикой непроизвольно дернулся — подхватить: банка же треснет, а Доцент потом с говном съест за своего ржавого «жигуля»…

— Сам неси, понял! — сказал Леха.

— Чего?..

— Хер в очо! Вот чего!

Верхняя губа задралась, обнажив ряд мелких, почти коричневых зубов. Леха втянул голову в плечи, трясущиеся пальцы сжались в крохотные, по сравнению с «дыньками» Дикого, кулаки. «Гнус» сопел, как закипающий чайник и смотрел исподлобья. Ишь, крысеныш, ощерился, подумал Дикой без особого удивления. Вспышка Лёхи его не смутила и уж тем более не испугала — еще чего! Обломаем… Дикой слегка подбросил в руке штангу магнитометра и коротко, без замаха ткнул Лёху в живот. Положил штангу на землю, снял с шеи ремень, поставил прибор рядом и, шаркая сапогами, подошел к корчившемуся на земле Лёхе. Присел на корточки, пошарил в Лёхином кармане, выудил папиросу и закурил.

— Ты за базаром-то следи, — сказал Дикой, пуская дым в страдальчески искаженное лицо. Сказал без злобы, вроде, как пояснил. — А потом, самогон, значит, выкушал и все?! Поимел удовольствие за обчественный счет и под кустик, полежать? Молодец!..

Леха слабо сучил ногами. Он лежал с закрытыми глазами, прижимая руки к животу. Голос Дикого доносился слабо, издалека. Воздух еще не слишком хорошо просачивался в легкие, и радужные пятна плавали под веками. Жесткая пыльная трава колола щеку и лезла в ухо.

— Так не делается, родной, — расслышал Леха более отчетливо, — Ты ж не чушкан какой, а я тем более. Чё ты ерепенишься? В залупу полез, дурачок. Тут пройти осталось — хрен да маленько…

Леха открыл глаза. Бенино лицо висело над ним, как щербатая луна. Страхолюдный он все-таки. Как с ним бабы спят, чертом косматым…

— Как же, «маленько», — сказал Леха. Злость испарилась, оставив привычную ко всему покорность. Он не был бойцом. Все его немногочисленные битвы остались в прошлом. Обижаться и свирепеть было роскошью для него непозволительной. Леха вздохнул осторожно, прислушиваясь к себе. Где-то на середине вдоха невидимое острое колено надавило на живот. Лёха выдохнул. Могло быть и хуже. — Идем, идем. Семь километров прошли давно. Где твоя деревня!? Заблудимся, к такой-то матери…

— Ха! — сказал Дикой и хлопнул Лёху по плечу, — А еще художником был… Это верст до Каранаково семь, а верста-то поболее километра будет… раза в два… Так что скоро уже. Вот и сверток, налево…

— Это почему это — «налево»? — упрямился Леха, поднимаясь на ноги. Колени подрагивали. Дорога налево от развилки выглядела куда более заброшенной, чем прямопуток. Идти туда не хотелось. И даже не потому, что устал, а вертелась в голове какая-то паскудная мыслишка, что-то нехорошее, связанное с этой деревенькой. Вот, как бабка сказала: «Каранаково», так и свербело что-то и скребло на душе, а что? Леха никак не мог сообразить. Доцент опять же рассказывал нехорошее что-то… За ходьбой, суетой, и уж тем более на привале, смутное беспокойство отступило в тенёк, но осталось, словно грязно-серая проплешина льда на склоне глубокого оврага поздней весной. Не враз угадаешь что это, а холодком несет…

— Потому, — отвечал между тем Дикой, поднимая свой скарб и пристраивая штангу на плече, — Потому, милый, что карты читать — уметь надо, и на местности ориентироваться. Пропадешь здесь иначе…

— Ну и что?

— А то! Балдоха на юго-западе, север там. Нам по карте от этих, — Беня махнул рукой в сторону поверженной ими в смятение деревеньки, — Чуть к востоку, а стало быть, тут — налево…

— Ну, может быть…

По мнению Лёхи, север тут ничем не отличался от запада или юга. Кой хер тут разберешь, где что? Лес кругом, неба толком не видать…

Дикой рассмеялся, дребезжащим смехом.

— Что ты булькаешь, дурилка картонная! — сказал он сквозь смех. — Ты электростанцию нашу бери, и айда. Стоять особо некогда, скоро темнеть начнет, а нам обратно выйти, на большак, надо засветло.