Дин Кунц - Шорохи

– Подождите! – взмолился Джошуа. – Допустим, на людях они могли выдавать себя за одно и то же лицо, носить одно имя. Это тоже нелегко переварить, но я попытаюсь. Но оставаясь наедине, между собой – должны же они были ощущать себя разными людьми.

– Не обязательно, – возразил Тони. – У нас немало доказательств тому, что они думали о себе… как об одном индивидууме в двух ипостасях.

– Какие же это доказательства? – потребовал Джошуа.

– Письмо, обнаруженное в сейфе банка в Сан-Франциско. В нем Бруно написал, что его убили в Лос-Анджелесе. Он не сказал, что убили его брата, – нет, он воспринял эту смерть как свою собственную.

– Это письмо ничего не значит, – проворчал Джошуа. – Так, «мамбо-джамбо», без малейшего смысла.

– Смысл есть, – настаивал Тони, – с точки зрения Бруно, если допустить, что он не отделял себя от брата.

Джошуа покачал головой:

– Я все же не понимаю, как можно было убедить двух человек, что они – одно и то же.

– Вам наверняка приходилось слышать о раздвоении личности. Например, «Доктор Джекил и мистер Хайд». Или вспомните подлинную историю «Три лица Евы». Была еще книга об одной такой женщине – нашумевший бестселлер «Сибилла». У этой Сибиллы было целых шестнадцать отдельных существований. Так что, если я на правильном пути, с близнецами Фрай произошло нечто прямо противоположное. Вместо того чтобы вообразить себя четырьмя, десятью и более личностями, под давлением матери их два сознания слились в одно. Два человека составили одну индивидуальность. Такого еще не случалось и, может быть, никогда не случится, но это еще не значит, что оно невозможно в принципе.

– У близнецов не было другого выхода, – поддержала Хилари, – коль скоро им приходилось показываться поочередно на людях. Малейшее отклонение грозило им полным крахом.

– Но как? – воскликнул Джошуа. – Как она этого добилась?

– Возможно, мы никогда не будем знать наверняка, – ответила Хилари, – но у меня есть кое-какие предположения.

– У меня тоже, – сказал Тони. – Но давай сначала твои.

Начало смеркаться. По полу поползли тени, и Бруно испугался, что его застигнут в темноте. Он не мог включить свет, потому что генератор вот уже пять лет не работал. А в его карманном фонарике сели батарейки.

Он боролся с паникой. Ему было не так страшно остаться одному на улице: там все-таки был хоть какой-то свет – от жилых домов, фонарей, огней проносящихся автомобилей. Но в кромешной тьме закрытого пространства к нему неизбежно возвращались таинственные шорохи и ползающие по всему телу твари. Необходимо было любой ценой предотвратить это.

Свечи!

Мать всегда держала в кладовке за кухней пару коробок со свечами – на случай, если генератор выйдет из строя. При переезде Фрай не тронул их – как почти все остальное.

Он низко наклонился над мертвым Бруно и заглянул ему в глаза.

– Я на минутку отлучусь на кухню.

Забрызганные кровью, затуманенные глаза мертвеца смотрели на него в упор.

– Я мигом, – пообещал Бруно. – Только принесу свечи, чтобы меня не застигли впотьмах. Я подожду минуточку, пока я слетаю на кухню.

Его второе «я» продолжало хранить молчание.

Бруно подошел к лестнице, которая вела в спальню на второй этаж. На нее падал тусклый свет из чердачного окна. Но когда Бруно заглянул вниз, его взору предстала кромешная тьма.

Ставни.

Он открыл ставни только на чердаке; прочие помещения так и остались погруженными во тьму, чтобы ищейки Кэтрин ничего не заподозрили.

Бруно пригнулся.

Ни звука.

Ни единого шороха.

Пересиливая себя, он спустился в спальню второго этажа. Там было тихо.

Ни единого шороха.

На ощупь, вытянув руки, Бруно двинулся к выходу на лестничную площадку. Нащупал перила и застыл на месте.

Шорохи. Позади него.

Вот-вот настигнут.

Он вскрикнул и побежал вниз, на первый этаж. Шорохи преследовали его. Спотыкаясь, хватаясь за перила, добежал до кухни, а там начал красться вдоль стен, отмечая: вот плита, вот холодильник, шкафы, раковина, дверь в кладовку… И все это время он слышал шорохи у себя за спиной и орал как оглашенный.

В кладовке стояла страшная вонь. Бруно начал ощупью перебирать коробки и банки – пока наконец не понял, что без света ничего не найдет. Что-то ползло у него по лицу, норовило забраться в рот и в нос. Бруно вернулся на кухню, отыскал дверь черного хода на улицу и выломал ее.

Свет.

Тусклый вечерний свет заполнил кухню.

Бруно отдышался и побрел в кладовку. Там ему снова ударила в нос невыносимая вонь от взорвавшихся банок с консервами. Наконец он нашел свечи и не успевшие отсыреть спички; чиркнул спичкой, и взвилось маленькое пламя. У него полегчало на душе.