Дин Кунц - Шорохи

Белая кошка почувствовала всеобщее возбуждение и, подняв голову с колен хозяйки, с любопытством воззрилась на гостей. В желтых глазах полыхнули загадочные огни.

Чердак был велик, но все равно Бруно начало казаться, будто на него надвигаются стены. Праздность усугубила клаустрофобию. И он начал искать хоть какое-нибудь занятие.

Гантели надоели, прежде чем литые мускулы начало ломить от приятной усталости. Он взял с полки книгу и попытался читать, но никак не мог сосредоточиться.

В голове по-прежнему царил хаос. Фрай перескакивал с одной мысли на другую, подобно тому как рассеянный ювелир мечется по комнате в поисках пропавших драгоценностей.

Пытался разговаривать с собой мертвым.

Выискивал по углам пауков и безжалостно давил их.

Хохотал, сам не зная, над чем.

И плакал.

Проклинал Кэтрин.

Строил планы мщения.

Мерил чердак-спальню шагами: туда-сюда, туда-сюда.

Страстно желал покинуть дом и отправиться на поиски Кэтрин, но понимал, что выходить днем равносильно самоубийству. Бруно был уверен, что лазутчики Кэтрин рыщут по всей Санта-Елене. Ее друзья. Мужчины и женщины из запредельного мира. Все они сейчас ищут его. Да-да. Их много. Многие десятки. Он должен быть очень осторожен. Лучше дождаться сумерек. Хотя ночь – любимое время оборотней, он все же воспользуется преимуществом, которое дает темнота. Ночная мгла укроет его от всякой нечисти – так же, как спрячет их от него. Шансы уравняются. Исход борьбы будет зависеть только от того, кто окажется хитрее: он или Кэтрин. И уж если хитрость станет решающим фактором, у него есть все шансы на победу.

По какой-то иронии судьбы Бруно убедил себя в том, что днем в доме ему ничего не грозит, – а ведь именно здесь он тридцать пять лет подряд не знал ни минуты покоя. Сейчас резиденция Лео казалась ему надежным убежищем, последним местом на земле, где Кэтрин и ее приспешники станут искать его. Ведь как раз к этому-то она и стремилась: поймать его и доставить сюда. Он знал это. Знал! Она встала из гроба с одной-единственной целью – притащить его на вершину утеса, туда, где позади дома есть дверь прямо в земле, и замуровать его там навсегда. Вот что она обещала сделать, если когда-нибудь вернется с того света, чтобы наказать его. Он не забыл. Так что сейчас она меньше всего ожидает найти его здесь, в этом доме, на чердаке, оборудованном под спальню.

Он был так горд своей хитроумной стратегией, что громко, от души расхохотался.

Однако уже в следующий миг его словно током ударило. Ведь если она все-таки станет искать его в старом доме, если приведет с собой банду оборотней – достаточно, чтобы одолеть его, – тогда им не придется издалека тащить его. Стоит Кэтрин и его приспешникам схватить его здесь, как они тотчас швырнут его за роковую дверь, туда, где шорохи. Не пройдет и минуты.

Перепуганный насмерть, он снова вернулся к кровати и долго сидел там, рядом с самим собой, пытаясь убедить себя в том, что все будет хорошо.

Джошуа не сиделось на месте, и он стал нервно вышагивать взад и вперед по одной из цветастых ковровых дорожек.

Рита Янси продолжила свой рассказ:

– Когда у Кэтрин родились близнецы, она поняла, что хитроумная ложь о Мэри Гантер оказалась несостоятельной. Жители Санта-Елены готовились к встрече с одним ребенком. Как ни объясняй появление второго, неизбежно возникнут подозрения. Не дай бог, знакомые узнают о том, чем она занималась вместе с отцом. Это было бы слишком – после всего, что выпало на ее долю! Кэтрин рвала и метала. Целых три дня ее трясло, как в лихорадке, она бредила. Врач давал ей снотворное, но оно не всегда помогало. Она вела себя как буйнопомешанная. Я уже начала подумывать: не вызвать ли полицейских, чтобы увезти ее в психушку. Но, конечно, мне это совсем не улыбалось.

– Бедная женщина нуждалась в помощи врача-психиатра, – сказала Хилари. – Три дня лихорадки могли оставить след на всю жизнь.

– Возможно, – ответила миссис Янси. – И все-таки у меня были связаны руки. Понимаете, если вы содержите шикарный бордель, вы будете всеми силами избегать встреч с блюстителями порядка – кроме тех случаев, когда они приходят за своим жалованьем. Обычно копы не трогают таких, как я. В конце концов, среди моих клиентов было немало влиятельных политиков и состоятельных бизнесменов, так что копы не позволяли себе никаких налетов, никаких рейдов. Но отправь я Кэтрин в клинику – провалиться мне на этом месте, если бы газеты тотчас не раздули это до небес, и тут уж копам хочешь не хочешь, а пришлось бы вмешаться. После такой огласки им бы уже никак не удалось оставить меня в покое. Безвыходное положение. Я бы лишилась всего. И врач боялся, что его карьера рухнет, если пациенты узнают, что он обслуживает проституток. Это сейчас на такие вещи смотрят сквозь пальцы: врач не пострадает, даже если будет стерилизовать крокодилов теми же инструментами, какими пользуется у себя в кабинете. Но тогда, в 1940 году, люди были… щепетильнее. Так что, как видите, мне приходилось думать о себе, а также о благополучии врача и моих девушек…