Шимун Врочек: 13 монстров (сборник)

Валерка кивнул на старика:

– Из-за них. Прятали умело… Что с мамой?

– Волосы у нее седые совсем, видел?

– Если бы ты тридцать лет жил с мыслью о том, что два твоих ребенка стали детоубийцами… Дышит хоть?

– Не уверен, – ответил Ярик. – Слушай, брат, я не знаю. Им по восемьдесят лет. Свихнулись оба совсем. Они же ни разу не выходили из дома, сколько мы приезжаем. Ты вообще помнишь?

Валерка видел их только через окно, в дрожащих бликах свечей. Когда он махал рукой, они задергивали занавески. А когда он последний раз разговаривал с матерью? Как раз лет тридцать назад, когда уезжал на «Запорожце» в Нижний, в надежде вырваться из этого ужасного места. Ага, вырвался. Как и все, кто сбегал. Некоторым повезло, они не возвращались. А Валерка будто угодил в ловушку, в какое-то проклятие, заставляющее его колесить туда-обратно раз в несколько лет. Из настоящего в прошлое.

– Так она жива, или нет?

Ярика трясло еще сильнее. Он снова засунул руки в карманы. Мотнул головой:

– Посмотри сам. Она башкой нехило так приложилась, когда я ее тащил. Зачем вообще высунулись? Ну, сидели у себя дома, как все. Нет, надо было прибежать. Видал отцовское ружье? Допотопное, блин.

Валерка подошел к матери. Она лежала в траве, лицом к небу. Веки были полуоткрыты, и под ними виднелись белки глаз. Седая совсем, действительно. Старая. На фотографии, которую Валерка возил с собой, маме было около сорока. Красивая женщина, ничего общего со старушкой, лежащей с распростертыми руками, одетой непонятно во что.

Он склонился над грудью, прислушался. Ни дыхания, ни биения сердца. Сжал и разжал кулаки.

– Зачем они совались? – бубнил Ярик. – Что им нужно-то было?

– Может, они до сих пор не верили, во что мы превратились? – спросил Валерка. – Мы же их дети.

Ярик несколько раз пожал плечами, потом пошел, спотыкаясь, к «Газельке», снова вернулся с пивом, долго пил, отфыркиваясь и сплевывая.

Валерка же разглядывал мертвое лицо матери, стараясь вызвать в себе хоть какие-то чувства. Проблема была в том, что чувств больше не существовало.

В ночной тишине отчетливо раздался стук. Из-под капота «Запорожца».

– Не нажрались, уроды, – подытожил Ярик. – Ну, заразы. Дайте в себя прийти.

– Поехали, – Валерка поднялся. – Ночь только началась.

Он выехал из поселка на рассвете.

Сыто урчал двигатель, за окном по бесконечным неухоженным полям стелился туман. Небо было укрыто низкими тучами, сквозь которые кое-где пробивались первые лучи солнца.

Валерка зябко ежился и мечтал о том, как доедет быстрее домой, заварит кофе и ляжет спать. Проспит, как обычно, два-три дня, а потом отправится в следующий поселок, по расписанию, кормить голодных демонов, сидящих внутри автомобилей.

Через двадцать километров, сразу за огромными мусорными свалками, потянулись кладбища, усеянные вороньем. Птицы походили на живой ковер – облепили могилы, землю, кресты. От шума двигателя вся эта черная шушера взметнулась в небо и провожала автомобиль частыми громкими карканьями.

Кладбища тянулись одно за другим, километров тридцать или сорок. Много лет назад хоронили основательно, отдельными могилами, потом сбрасывали мертвецов в общие ямы, а потом перестали хоронить вовсе, но втыкали в землю деревянные кресты, чтобы кто-нибудь вспомнил. Неизвестно, правда, кто и когда.

Здесь было холоднее, вдоль дороги лежал снег.

На одном из старых поворотов Валерка свернул с трассы, доехал до небольшого старого кладбища. Вокруг еще сохранились ржавые оградки и холмики. Валерка взял лопату, побродил среди могил, выискивая место. Принялся копать.

Копал долго, промерз и промок, но вгрызался в землю, стиснув зубы, пока не выкопал яму два на два метра, как положено. Вернулся к машине и вытащил с заднего сиденья тело матери, завернутое в пленку. Мать была худая и легкая, будто мумия. Валерка донес ее до могилы и аккуратно спустил туда. На дне уже собиралась вода. Бросил ком земли, посидел на корточках, ни о чем особо не размышляя, потом принялся закапывать.

Когда он вернулся к машине, то чувствовал себя ни живым, ни мертвым. Мокрая одежда прилипала к телу. Руки тряслись, как у Ярика минувшей ночью.

Из «Запорожца», кряхтя, выбрался отец, протянул сигарету и закурил сам. Он не умывался, кровь высохла на виске и на щеках, застряла под ногтями. При свете дня отец выглядел совсем старым, морщины сожрали его лицо, глаза выцвели, кожа на руках и на шее была в грубых пятнах.