Килан Берк - Клан

Финч выстрелил в дерево, надеясь увидеть, как человек дернется или – еще лучше – бросится из укрытия, подставившись под пули. Не вышло. С рукой, мертвым весом свисающей с плеча, Финч прижался спиной к дереву, зная, что Бо где-то там, скорее всего, уже в хижине, один или хуже того – в окружении. Его беспокоило, что с той стороны последние минуты не раздавалось выстрелов. Но он не мог двинуться. Идти было некуда. Человек с луком и стрелами отрезал маршрут назад, к машине, и на опушку. Если он выйдет на поляну, где нет укрытия, ему конец. Оставалось продвигаться к хижине и глубже в деревья, но так он тоже подставлялся. Он понял, что радоваться лунному свету преждевременно: в темноте у него было больше шансов пробраться незамеченным.

Он закрыл глаза и вдруг увидел образ матери, сидящей в кресле перед телевизором, где в новостях показывают его лицо, под беспрестанный звон телефона, который остается незамеченным, пока она закидывается таблетками и плачет в водку. А может, она увидит репортаж и ничего не почувствует – под защитой бесчувствия, наступившего после смерти Дэнни. В этот момент Финч ей позавидовал, подумал – может, и ему стоило последовать ее примеру и закрыться в себе, а не искать выход жгучей ненависти, которая кипела внутри. Огонь, который не потухнет, пока он жив, но который наверняка можно обуздать и сдержать наркотиками и алкоголем. Слишком много времени провел среди мертвых, а не живых…

В дерево, напугав его, воткнулась стрела.

– Выходь, – позвал лучник. – Че терь прятаться.

Финч вдохнул, задержал дыхание, медленно выдохнул. Верхняя часть тела странно онемела, словно кровь разносила холод, принесенный стрелой.

Все это может кончиться только одним – в любую минуту придут остальные, и он будет окружен или мертв со стрелой в сердце.

Он вышел, прицелившись в дерево, и начал… палить в солнечный свет.

Земля ушла из-под ног, и он чуть не упал, горячий порыв ветра хлестнул в лицо, ослепляя песчинками. Он моргнул, но это почему-то затянулось надолго – пауза между светом и тьмой заняла целую вечность. Он замедлился, сбитый с толку, уставился на раскаленный расплывающийся шар солнца в небе. Оно было так близко, словно пылающее божье око, что приглядывалось к нему. Он заметил, что вокруг были другие люди, стало слишком жарко, он слишком тепло одет, и вдруг кто-то окликнул его по имени, он автоматически поднял винтовку – винтовку? – и направил на женщину, стоящую перед ним на коленях. Финч округлил глаза; пот сбегал между лопатками. Колени тряслись. Глаза женщины в черной абайе казались невероятно большими – с расширенными зрачками, окаймленными золотом, будто солнечное затмение. Она поднималась и протягивала вперед дрожащую окровавленную руку. Слезы прорезали дорожки в песке на ее щеках, лицо исказила скорбь, и все же она надвигалась, бежала на него. Финч прокричал предупреждение, которое мог слышать только он, потому что оно прозвучало в его голове, не для нее, а для него , – стой, Господи Иисусе, стой же, – и теперь вторая ее рука опускалась, опускалась – нет-нет, пожалуйста – к поясу. Только, конечно, у нее не было ни пояса, ни взрывчатки, она лишь хваталась за ткань, чтобы задрать подол и не споткнуться на бегу: она бежала, бежала, бежала, чтобы спросить его словами, которых он никогда не поймет, но вечно будет читать в ее глазах, ставших целым миром, зачем он застрелил ее ребенка .

Финч спустил курок. Голова женщины закинулась. Ветер унес кровь. Она упала навзничь. Заревела тишина. Он опустил оружие. «Ты в порядке?» – спросил кто-то. Он не ответил, но ответа и не ждали. Люди вокруг кричали, убегали. Его глаза переместились к мальчику – кровь течет из горла, мертвый, мухи перебегали замерзшие озера глаз. Мальчик бросил камень – всего лишь камень, но тот застал Финча врасплох и его винтовка ответила. Теперь там, где в него попал камень, он чувствовал жжение, зияющую дыру в центре груди, и вздрогнул.

Дневной свет померк.

Вернулась луна.

Финч почувствовал во рту свежую кровь.

– Попался, – сказал мальчик.

– Их здесь нет, – сказал Пит. – Никого нет.

Клэр проигнорировала его слова, но знала, что он прав. А чего она ожидала? Финч же говорил, что клан Мерриллов уехал, – разве удивительно, что их жилье пустое? В окнах дома, криво усевшегося перед ней в темноте, не горел свет; сорняки оплетали его основание, словно придавленные его весом змеи. С дрожащих ветвей белой березы над крышей свисал испанский мох. Сараи, такие ужасно знакомые, были пусты, двери раскрыты настежь, будто приглашая ее внутрь, обратно в сердце кошмара, которому она пришла положить конец.