Брэм Стокер - Змеиный перевал

Повисла неловкая пауза. Наконец, старый Мойнахан решился нарушить тишину:

Ну, отец Петер, я-то ничего такого не болтал про святого Патрика и змей, сам-то ничего ни словечка, потому что я знаю ровно ничего про то про все. Но вот чего я знаю, так энто, что мой родной папаша мне сказывал, а он-то сам видал хранцузов своими глазами — и как они там суетились внизу, у самой горы. Луна вставала на западе, и гора бросала большую тень. Тама были два человека, две лошади и здоровенный сундук на повозке. Мой папаша видал энто сквозь заросли, да не высовывался. Груз был такой тяжеленный, что колеса тонули в глине, а люди-те тянули их наружу. И на другой день следы от тех колес-то видать было.

Бартоломью Мойнахан, ты говоришь правду? — прервал его священник самым грозным тоном.

Самую правду, отец Петер! Дьявол меня забери, коли я хоть слово лжи сказал.

И как же так вышло, что прежде ты об этом не рассказывал?

Да говорил я энто, отец Петер. Тута более одного сыщется, кто слыхал от меня про энту эсторию, тока я им по секрету! Чтобы не болтали.

Несколько голосов подтвердили его правоту. Собственно, это было большинство собравшихся, что придавало комический эффект понятию секрета. Затем все смущенно замолчали. Снова повисла пауза, и миссис Келлиган поспешила наполнить еще кувшин пунша и пошла взглянуть, у кого опустели чаши. Это вызвало оживление в компании, и она вскоре вернулась к разговору. Что до меня, я испытывал теперь странный дискомфорт, так как не мог рассудить обо всем услышанном с разумной точки зрения. Полагаю, у любого человека есть инстинкт, присущий и низшим существам: способность ощущать незримое присутствие.

Я огляделся исподтишка. Неподалеку от места, где я сидел, с задней стороны дома, находилось маленькое окошко в глубокой нише, почти скрытое от меня тенью священника, сидевшего ближе к огню. Я заметил человека, лицом прижавшегося снаружи к решетке, заменявшей стекло; темное, мрачное лицо, как мне показалось при том скверном ракурсе. Оно было развернуто ко мне в профиль, и ясно было, что человек прислушивался ко всему, что говорилось в комнате. Он не заметил, что я вижу его. А старый Мойнахан тем временем снова заговорил:

Папаша мой залег за кустом, точно твой заяц. Люди-те туда-сюды зыркали — опасались, что их увидят, что ли. Затем они двинулись вверх по склону, а тута облако набежало на луну, так что папаша мой больше того и не видал. Но какое-то время опосля увидал тех же двоих подалее на юг, на горе, тама, где участок Джойса. Опосля они опять скрылись, тока он углядел их лошадей да повозку на прежнем месте — прям-таки в свете луны, как она из-за облака вышла. А опосля те двое вышли из тени, и сундук был на повозке, и шли они кругом горы на запад и тама снова исчезли с виду. Папаша мой переждал минуту-другую, чтобы верняк, а затем пошел следом по кругу, прячась со всех сил за скалами и кустами. И так добрался до входа на Шлинанаэр, и тама раз — и снова чужаки-те! Как есть — те же двое тащат сундук, да прям-таки гнутся, такой он тяжеленный. А лошади с повозкой не видны. А тута каменюка у папаши с-под ноги выскочил и на Змеиный перевал покатился, да шуму от него! Чисто в барабан вдарил! И те два человека с сундуком как обернутся! И как они папашу-то заметили, сундук оставили, и один за папашей побежал, а тот тоже припустил. А тута как раз еще одно темное облако на тучу нашло, тока папаша тама каждый фут горы знал, так что бежал в темноте. Он слыхал шаги позади, а опосля они стали слабже и слабже, но он все равно бежал, пока не добрался до своей хижины. И большее того он не видал ни тех людей, ни лошадей, ни сундук. Можа, они в воздухе створились, можа, как говорят, в гору ушли, но тока сгинули без следа — и с того дня ни слуху ни духу от них. И никто ничего не знает!

Все с облегчением вздохнули, когда старик закончил рассказ, а он в один глоток осушил чашу. Я оглянулся в сторону окошка, но мрачное лицо за ним уже исчезло.

А затем все заговорили разом. Все спешили прокомментировать историю, кто-то говорил на ирландском, кто-то на английском, однако их английский был таким странным, полным местных словечек и оборотов, что я едва мог разобрать смысл сказанного. В целом я понял, что гора делилась на два участка — один, западный, принадлежал гомбину, ростовщику Мердоку, а другой некоему Джойсу.

Посреди всеобщего гомона внезапно раздался стук копыт, потом возглас снаружи, а затем дверь открылась, и на пороге появился коренастый человек лет пятидесяти с решительным суровым лицом и добрыми глазами. Он совершенно промок и был явно взволнован. Одна рука его безжизненно свисала вдоль тела.