Лиза Смит - Начало

Отец поднес свой стакан к моему.

— За семью.

— За семью, — эхом отозвался я.

Отец осушил свой бокал, и я был вынужден сделать тоже самое.

Волнение не оставляло меня, когда, улизнув из дома, я крался через покрытую росой лужайку к домику для гостей. Проскользнув мимо Эмили, придерживавшей для меня дверь, я взлетел по лестнице. Мне больше не нужна была свеча, чтобы найти Катерину. Там, в спальне, она ждала меня в простой ночной рубашке из хлопка, рассеянно поигрывая хрустальным ожерельем, переливавшимся в лунном свете.

— Я думаю, можно убедить отца отозвать облаву. По крайней мере он готов это обсуждать. Уверен, что смогу заставить его изменить свое мнение, — воскликнул я, закружив ее по комнате.

Я думал, что она захлопает в ладоши от радости, что ее улыбка станет отражением моей собственной. Но вместо этого Катерина высвободилась из моих объятий и положила ожерелье на ночной столик.

— Я знала, что ты человек слова, — сказала она, не глядя на меня.

— В большей степени, чем Дамон? — спросил я, не в силах подавить искушение.

Катерина наконец улыбнулась.

— Перестань сравнивать себя с Дамоном.

Она подошла ближе, коснулась губами моей щеки, а потом прижалась ко мне, и я задрожал от наслаждения. Я крепко держал ее, чувствуя ее спину сквозь тонкий хлопок ночной рубашки.

Она поцеловала меня в губы, потом в щеку, легко-легко пробежала губами вниз по шее. Я застонал и прижал ее к себе как можно сильнее; мне необходимо было чувствовать ее всю, всем своим телом. Она укусила меня в шею. Почувствовав ее зубы под своей кожей, я приглушенно вскрикнул от боли и наслаждения. Она высасывала из меня кровь, и словно тысяча ножей кололи мою шею. Но я прижимал ее все крепче, желая чувствовать ее губы на своем теле, желая полностью подчиниться боли, кормившей ее.

Внезапно Катерина отпрянула от меня. Ее глаза горели огнем, лицо исказила отчаянная мука. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови, а губы искривились от мучительной боли.

— Вербена, — выдохнула она, отступая до тех пор, пока не упала на кровать, изнемогая от боли. — Что ты наделал?

— Катерина! — Я приложил руки к ее груди, губы к ее рту, отчаянно пытаясь вылечить ее так же, как она вылечила меня там, в лесу. Но она оттолкнула меня, корчась на кровати, прижимая руки ко рту. Казалось, ее истязала невидимая рука. Из глаз лились слезы агонии.

— Зачем ты сделал это? — схватившись за горло, Катерина закрыла глаза, ее дыхание замедлилось, превратившись в гортанный хрип. Каждый мучительный вздох Катерины колом вонзался в мое собственное сердце.

— Это не я! Это отец! — кричал я, вспоминая головокружительные события этого вечера. Мой бренди. Отец. Он знал.

Внизу послышался грохот, и в комнату ворвался отец.

— Вампир! — ревел он, держа в руках грубо отесанный кол. Катерина с пронзительным визгом, какого я никогда не слышал прежде, корчилась от боли на полу.

— Отец! — закричал я, высоко подняв руки, когда он начал пинать Катерину ногой, обутой в тяжелый сапог. Она стонала, пытаясь отбиваться руками и ногами.

— Катерина! — бросившись на колени, я крепко обнял ее. Она завизжала, глаза ее закатились так, что виден был только белок. Губы покрылись запекшейся кровью, а изо рта пошла пена, как у бешеного животного. От ужаса я разжал руки, и ее тело с отвратительным глухим стуком упало на пол.

Не вставая на ноги, я отполз и, не в силах глянуть ни на Катерину, ни на отца, уставился в потолок в немой молитве.

Между тем отец стал тыкать Катерину колом. Издав еще один пронзительный крик, она вскочила с пеной на губах, с невидящими дикими глазами — а затем бесформенной грудой рухнула на пол.

К горлу подступила тошнота. Кто это чудовище?

— Поднимайся. — Отец поставил меня на ноги. — Видишь, Стефан? Видишь, какова она на самом деле?

Я посмотрел на Катерину. Ее спутанные темные пряди прилипли ко лбу, мокрому от пота, черные глаза расширились и налились кровью, на губах выступила пена, тело тряслось. Я не мог разглядеть в ней ни одной черты, напоминавшей ее прежнюю.

— Сходи за шерифом Форбсом. Скажи, что мы поймали вампира.

Парализованный ужасом, я не мог сделать ни шага. Сердце мое билось как сумасшедшее, в мыслях царила неразбериха. Я любил Катерину, любил. Тогда почему она… почему это чудовище вызывает у меня отвращение?

— Я не воспитывал своих сыновей слабаками, — прорычал отец и засунул пучок вербены в карман моей рубашки. — Теперь иди!