Фрэнсис Хардинг - Песня кукушки

Триста открыла глаза и обнаружила, что ей есть что открывать. В ее ладони лежали часы, и да, у нее была ладонь. Она с трудом села, ухватившись за прореху в боку. Несмотря на слабость и боль, она все еще была Тристой, которая могла чувствовать. Странная легкость в голове была готова превратиться в радость, но плохо понимала, как это делается. Ей потребовалась секунда для понимания, что означает грохот. Эти звуки производили не запредельники. Это строительный шум. Где-то снаружи обычные рабочие готовились опустить крышку на вершину пирамиды вокзала. Ее время все-таки истекало.

Она неловко поднялась на ноги, засунув драгоценные часы в карман, и побрела к выходу, время от времени нагибаясь и подбирая фрагменты своих внутренностей. Снаружи раскинулся каменный лабиринт Архитектора. «Можешь сколько угодно искать выход, — сказал ей Архитектор. — Ты не сумеешь». Но Архитектор не подумал, что Триста оставила след, хотя и против воли. Он волок ее коридор за коридором, и на его пути были разбросаны клочки и листья. Сейчас, опираясь о стены, Триста шла по ним обратно.

Она идет недостаточно быстро. Снаружи до нее доносились речи из громкоговорителя и аплодисменты толпы. Потом низкая вибрация, словно включили гигантский кран…

…который снова выключили. Воцарилось молчание, потом послышались недовольные и озадаченные голоса, они все говорили и говорили. Новые речи, на этот раз извиняющиеся. «Они остановились. Они остановились! Пен, чудесная Пен! Ты это сделала! Заставила их остановиться».

Наконец она нашла дверцу, через которую Архитектор втащил ее в лабиринт. Охваченная мучительной надеждой, она распахнула ее и замерла.

Комната за дверью была набита запредельниками. Лица, лишенные масок, смотрели на нее, и их черты были искажены злостью и горем. Во главе стоял Сорокопут, и под цилиндром его глаза пылали.

— Архитектор! — пронесся шепот по толпе. — Архитектор! Архитектор!

Триста вспомнила долгий вопль, и ее сердце упало. Они все слышали. Они знают, что случилось. Ни слезы, ни мольбы не утешат их, ведь они утратили своего героя, своего спасителя. Поэтому она не стала ни плакать, ни умолять. И взглянула прямо в глаза Сорокопуту.

— Они остановили работы, вы это заметили, Сорокопут? Пирс Кресчент не позволит им опустить верхушку пирамиды, пока не убедится, что я в безопасности. И если нет, то здание останется недостроенным. Небезопасным для всех, кто хочет здесь жить.

Неуверенная дрожь пробежала по толпе, и все лица обратились к Сорокопуту. Триста верно угадала, что в отсутствие Архитектора лидером стал Сорокопут.

Его бульдожьи черты исказились. Ей снова показалось, что она видит изогнутый клюв, который на этот раз хочет перекусить ее пополам или раздавить, как орех. Все, что ему требуется, — это сказать одно слово, и его сородичи растерзают ее. Но она поняла: это последнее, что он сделает. Он связан волшебным обещанием не вредить ей, прямо или косвенно.

— Если вы не заключите мир с Пирсом Кресчентом, — продолжила Триста как можно спокойнее, — это означает катастрофу для всех — рано или поздно. Для него, и для вас, и вашего народа. Вы позволите мне поговорить с ним от вашего имени? Или вы сделаете ту же ошибку, что и Архитектор, и погубите все ради мести?

Несколько секунд Сорокопут продолжал ершиться, но потом сделал короткий сердитый жест в сторону остальных, неохотно отступивших к банкетному залу. В глазах-пуговицах Сорокопута горели не только ярость и возмущение, когда он рассматривал живую, дышавшую Тристу. Он словно наблюдал уму непостижимый фокус.

— Как ты… — В его серых глазах мелькнуло что-то вроде уважения.

— Вероятно, вы сделали меня лучше, чем собирались, — ответила Триста.

Он уставился на нее, потом покачал головой.

— Кто-нибудь, подайте леди лестницу, — рявкнул Сорокопут через силу. Его взгляд скользнул по дырам и прорехам, и он брезгливо поморщился. На его лице отразились противоречивые чувства. В конце концов он поддался импульсу. — И… пока мы ждем, иголку и нитку! — Он одарил кукушку зловещей улыбкой. — Мы не друзья, кукушка, но, если я позволю тебе выйти наружу, ты не появишься там в таком виде, словно тебя с закрытыми глазами шила ученица портного. Я искусный мастер, и у меня есть гордость.

Несколько дней семья Кресчентов не сходила с первых страниц газет, но статьи противоречили одна другой. Все знали, что обе похищенные дочери Кресчентов вернулись целыми и невредимыми, но об их спасении поступали совершенно немыслимые и противоречивые сведения.