Лиза Смит - Дневники Стефана. Жажда крови

— Ты неосторожен, — пробормотал Дамон и облизал сухие, потрескавшиеся губы, — ты ешь, когда захочешь. Катерина никогда так не делала.

— Да. Но Катерина мертва, — это прозвучало гораздо жестче, чем я рассчитывал.

— Она бы возненавидела тебя теперь. — Дамон перемахнул ограду и встал рядом со мной.

Запах железа стал сильнее, он как будто сжимал меня в объятиях.

— Нет, она бы возненавидела тебя, — парировал я, — ты боишься самого себя, не следуешь своим желаниям, теряешь Силу.

Я думал, он будет спорить или даже ударит меня. Но он только кивнул. Между полуоткрытых губ виднелись кончики клыков.

— Я сам ненавижу себя. И не мог бы ждать от нее иного, — просто сказал он.

— Что с тобой? Ты всегда был такой живой, всегда был готов к приключениям. Это лучшее, что с нами случалось. Это — подарок; единственный, который Катерина сделала тебе.

По улице прошаркал старик, а секундой позже в другую сторону пронесся мальчик-посыльный.

— Выбери кого-нибудь и поешь. Сделай любой выбор. Все лучше, чем сидеть здесь и смотреть, как жизнь проходит мимо.

С этими словами я встал и отправился на запах железа и табака. Клыки зудели от предчувствия новой крови. Дамона я потащил с собой, и он шел, отстав на пару шагов, пока мы не оказались на идущей под уклон неосвещенной улочке. Единственным светлым пятном была девушка в белой форме сиделки. Она курила, прислонившись к кирпичной стене.

Едва она увидела Дамона, печаль на ее лице сменилась улыбкой. Конечно. Хоть он и стал вампиром, ни одна женщина не могла отвести глаз от копны темных волос, длинных ресниц и широких плеч.

— Закурите? — Она пускала дым кольцами, которые постепенно растворялись в тумане.

— Нет, — поспешно ответил Дамон, — приступай, братик.

Я проигнорировал его и сделал шаг вперед. На ее одежде виднелись пятна, и я не мог оторвать глаз от контраста темно-красного и снежно-белого. Сколько бы я ни видел крови, ее красота не переставала меня завораживать.

— Вечер выдался тяжелый? — Я прислонился к стене рядом с ней.

Дамон схватил меня за руку и потянул в сторону освещенного госпиталя:

— Пойдем.

У меня напряглось все тело.

— Нет! — Легкого движения руки хватило, чтобы впечатать его в стену.

Сиделка уронила сигарету. Пепел ярко вспыхнул и погас. Я почувствовал, как выдвигаются клыки. Самое время.

Дамон поднялся на ноги, пригибаясь, как будто я хотел ударить его снова.

— Не хочу на это смотреть. Если ты это сделаешь, я тебя никогда не прощу.

— Мне пора на смену, — пробормотала сиделка, отступая на шаг, словно готовясь бежать.

Я взял ее за руку и притянул к себе. Она коротко вскрикнула, но я зажал ей рот ладонью.

— Больше вам не придется об этом беспокоиться, — заверил я и вонзил клыки ей в шею.

Кровь отдавала гниющими листьями и антисептиком, как будто больничные смерть и тление пропитали все ее тело. Я сплюнул теплую жидкость в канаву и швырнул девушку на землю. Ее лицо исказил страх.

Глупая девочка. Ей надо было почувствовать опасность и сразу же убежать. Это даже не похоже на охоту. Ничтожество. Она закричала, и я взял ее за горло и сжимал, пока не услышал приятный хруст сломавшихся позвонков. Голова повисла под неестественным углом. Кровь все еще капала из раны.

Больше она не издаст ни звука.

Я повернулся к Дамону, на лице которого был написан ужас.

— Вампиры убивают. Мы убиваем. — Я спокойно посмотрел в голубые глаза Дамона.

— Ты убиваешь. — Он снял с себя куртку и набросил ее на мертвое тело. — Не я. Только не я.

Злость билась во мне, затмевая все остальные чувства.

— Слабак! — выплюнул я.

— Возможно. Но лучше быть слабаком, чем чудовищем, — голос Дамона окреп, — я не собираюсь участвовать в этой вакханалии. И если наши пути когда-нибудь пересекутся, клянусь, я отомщу тебе за все эти убийства.

Он повернулся на каблуках и побежал, почти сразу исчезнув в тумане.

4 октября 1864 года

Когда я был человеком, то думал, что сильнее всего на нас с Дамоном повлияла смерть матери. Когда она умерла, первое время я именовал себя полусиротой, запирался в комнате и воображал, что моя жизнь уже закончилась — в десять лет. Отец считал, что горевать недостойно мужчины, поэтому утешал меня Дамон. Он катался со мной верхом, брал меня в игры взрослых мальчиков и побил братьев Гиффин за то, что они смеялись надо мной, когда я заплакал по время игры, в бейсбол. Дамон всегда был сильным. Моим защитником. Но я оказался неправ. Сильнее всего на меня повлияла моя собственная смерть.