Бентли Литтл - Университет

Бакли со значением поднял палец:

— Если мы еще существуем, то лишь потому, что наши Брэнты имеют достаточно оружия, чтобы держать коммунистов подальше от границ.

— Брэнты?

— Да. Самого ярого фашиста в моем семинаре зовут Брент Киилер.

— Да он же учится у меня писательскому мастерству!

— Черт, этот гад во все дырки лезет.

— Кстати, парень классно пишет порнорассказы. Бакли удивленно вскинул брови:

— Порно? Брент? Ты шутишь!

— Нет, совершенно серьезно.

— 0-хо-хо... Что ж, быть может, парнишка не окончательно потерян для общества. Бакли жестом подозвал официантку.

— Ты уверен, что тебе стоит еще пить? — осторожно спросил Ян.

— Нет, пить мне больше не стоит. Но день рождения есть день рождения, а потому пошла она к черту, всегдашняя наша осторожность! — Бакли улыбнулся подошедшей официантке. — Голубушка, еще кружечку, пожалуйста. И запишите на счет моего приятеля.

— Спасибо, нахал, — сказал Ян. Когда официантка ушла, Бакли наклонился через стол к товарищу и спросил:

— А этот Киилер, он в свою порнуху политику тоже протащил?

Ян отрицательно мотнул головой.

— Странно. У меня курс английской литературы, притом не современной, а этот парень при каждом удобном случае переводит речь на текущую политику. Зато у тебя он имеет возможность на бумаге выразить свои взгляды — и вместо этого описывает траханье. Меня порой подмывает сказать ему: кто про что, а вшивый про баню. Очнись, парень, мы изучаем литературу девятнадцатого века — у нас не курс политологии! Вечно ты лезешь со своей политикой, ультрик поганый! Ян рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, — сердито буркнул Бакли.

Лицо Яна посерьезнело, и он сочувственно спросил:

— Что, парень тебя действительно достал? Боишься его?

— Да, черт побери. Боюсь. Потому что слишком уж их много. Я тут преподаю двадцать лет и достаточно нагляделся на этих доморощенных фашистов. Они у меня вот где!

Ян улыбнулся. Он прекрасно понимал, кого имеет в виду Бакли. Его и самого бесили подобные люди — особенно во время избирательных кампаний. Политические примитивисты, философы с одной извилиной — такое впечатление, что свои взгляды на жизнь они почерпнули из патриотических фильмов и телесериалов про полицию. В их сознании честные работящие полицейские никогда не ошибаются — всегда арестовывают именно того, кого нужно, но их работа постоянно идет насмарку, потому что слезливые судьи и слишком добросердечные присяжные затем отпускают предельно опасных преступников на свободу. Патриоты-консерваторы распинаются о своей приверженности к американскому образу жизни и одновременно питают настораживающее презрение к той незыблемой основе этого образа жизни, которой является система правосудия — с присяжными, адвокатами и всем прочим. В своих мечтах "патриоты" видят Америку отданной на растерзание истинному беззаконию — скорому и не праведному суду, которым печально знамениты все тоталитарные сообщества.

Немудрено, что эта публика доводит Бакли до белого каления.

Бакли тряхнул головой и сказал:

— А впрочем, конкретно Брент имеет свои особенности психики... Ну и черт с ним. Что мы все о грустном! Хватит о засранцах. Сменим пластинку.

— Хорошо. О чем поболтаем? О сексе?

— Теперь твоя очередь чесать языком. Касательно нашей официанточки... Ты имел честь освидетельствовать ее передок?

— Нет, никогда не кладу глаз на девиц, у которых такой висячий задок. Это моя бывшая студентка.

— Давнишняя?

— Нет, училась у меня в прошлом году.

— А-а, тогда понимаю, почему ты такой привередливый! — сказал Бакли. — Просто зелен виноград. Трусишь подступиться. Теперь стоит только взглянуть на студентку — и тут же жалоба начальству или телега в суд: сексуальное домогательство. А помнишь старые добрые времена? Особенно когда мы начинали. Кажется, это было в другой жизни. Сколько студенточек мы перебрали, а? Ведь они так и бегали за профессорами — богами для всех этих интеллектуалок-простушек. Ловили каждое наше слово, и у них трусики были мокрые от того, какие мы умные и блистательные.

— Ишь, "размыкался"! Ты за себя говори. Стало быть, ты бесчестно использовал свою начитанность, опытность, образование и служебное положение для того, чтобы растлевать восемнадцатилетних дурочек?

— Да, ваша честь, и хрен вы меня заставите в этом раскаяться.

— Вы грязная свинья, мистер Бакли!

— Но заметьте, ваша часть, свинья жизнерадостная, свинья, поимевшая в жизни много удовольствия.