Бентли Литтл - Университет

— Разумеется, я протестовал против намерения сэкономить за счет нашей кафедры. Я протестовал до хрипоты. Ведь это мой долг — отстаивать интересы кафедры английского языка и литературы!

— И однако... — не унимался Бакли.

— И однако я не смог найти весомых аргументов, почему именно моей кафедре надо выделить побольше денег, когда страдают от недофинансирования все кафедры. Другие могут похвастаться увеличением количества студентов, которое требует расширения штата преподавателей и приобретения нового оборудования. Мне тут крыть нечем. А совет попечителей видит не отдельные деревья, а весь лес. Они думают об университете в целом и распределяют деньги в интересах всего университетского сообщества.

— Да бросьте вы, — вмешался Ян. — Пустые слова! Скажем, бюджет кафедры легкой атлетики неимоверно раздут и никак не соответствует количеству их студентов.

— Университетские спортивные команды...

— ..полное фуфло. Их успехи равны нулю. Кто слышал о спортивных командах К. У. Бреа? Никто. Бреаская футбольная команда никудышная. Баскетболисты никчемные. Проснитесь, Кифер! Раскройте глаза! Славу университета создают его академические, а не спортивные успехи. В нашем же случае даже и этих последних нет. Только денежки переводим. На самом деле все средства надо вкладывать в фундаментальную науку.

— Да! — поддержал его Мидж Коннорс. — Сколько нам терпеть статус второстепенной кафедры!

— Что вы хотите — начальство любит спорт. Бакли с негодованием затряс головой.

— Господи, Кифер, выньте мозги из задницы и попробуйте начать соображать!

— Ладно, мистер хам, что вы предлагаете? Бакли и Ян довольно переглянулись, и Ян с улыбкой сказал:

— Ну, если вы наконец соизволили спросить наше мнение, то мы думаем так...

Фейт возненавидела семинар по американской литературе двадцатого века.

Этот досадный факт обнаружился через неделю. Профессор Лоуренс Роже, читающий курс, виноват не был — хотя он мог бы вести занятия и с куда большим жаром. И содержание курса никак не могло оттолкнуть Фейт — она давно планировала прочитать все те книги, которые предстояло проработать.

Все дело было в остальных членах группы.

Никогда она не видела коллектива, где собрано столько дураков и претенциозных жлобов!

Напрасно Фейт воображала, что Кейт превратился в никудышного сноба. Ее брат был сущим ангелом по сравнению с этим интеллектуальным сбродом — юнцами и девицами, которые уже судили обо всем и фыркали на "безмозглость" профессоров.

Ей было особенно тошно от того, что эти дураки и дуры действительно были умны. Очень умны. Рядом с такими блистательными умами Фейт тушевалась. Впервые в жизни она попала в среду, где все были — или казались — умнее ее. Она постоянно чувствовала себя неполноценной. Во время семинара, при разборе рассказов, многие студенты высказывали с ходу такие глубокие и оригинальные мысли, какие не пришли бы Фейт в голову и после целого вечера размышлений! Правда, говорили эти ребята с отвратительным высокомерием, как бы растолковывая профессору очевидные истины, но Фейт в глубине души знала, что злится не на манеру вещать свысока, а на то, что они такие талантливые. Когда профессор пытался разнести в пух и прах их концепции, эти гордецы смело отстаивали свои идеи.

Да, очевидно, именно за это она ненавидела группу — потому что семинары пробуждали в ней комплекс неполноценности. Она чувствовала себя такой дурой...

А впрочем, и это не было истинной причиной ее злости.

Разве что только составной частью причины.

Причина лежала где-то глубже.

К счастью, с другими предметами дела обстояли лучше. Курс литературного мастерства не доставлял никаких хлопот. Там хоть совсем мозгами не работай. Антропология и мировая история, алгебра и ботаника также никаких проблем не порождали.

Зато американская литература...

На семинарах по американской литературе в аудитории было достаточно свободных мест. Большинство студентов уже выбрали постоянные места. И только Фейт каждый раз перебиралась на новое, пристраиваясь то там, то здесь в поисках общения. Сегодня она приглядела самого надменного и претенциозного парня и продрейфовала к нему. Он был лишь на несколько лет старше ее, но уже начинал лысеть. Длинные волосы были собраны на затылке в конский хвост, отчего его женоподобное лицо становилось еще более женоподобным. Зато он не говорил, а ронял слова, одаривал окружающих своей мудростью. Перед началом семинара парень уже успел выдать несколько перлов о том о сем, и в частности, об иностранном фильме, виденном накануне. Его слушали двое таких же высокомерных, самовлюбленных студентов.