Марьяна Романова - Остров Смертушкин

– Ну, хорошо, – удовлетворенно кивнул Старик. – Сегодня я посмотрю на эту девушку.

– Она сидит в дальней клетке. Очень худенькая. Ее отправили бы в лес одной из первых. «Мяса» мало.

– Ступай домой. И больше не стоит подслушивать. Я сообщу тебе, что решил.

В древнем городе Чичен-Ица есть священный сенот – глубокий колодец с мутной зеленоватой водой, возле которого фотографируются туристы, жадные до душераздирающих историй о темном прошлом. На дне сенота до сих пор покоятся кости тех, кого когда-то принесли в дар богу дождя Чаку. Индейцы майя верили, что он живет на дне колодца, и во время засухи ублажали его жертвенной кровушкой. Вплоть до шестнадцатого века каждый год десятки людей подходили к краю пропасти, покорные своей участи, которая даже не казалась им скорбной, потому что они искренне веровали в вечную жизнь и в то, что стать даром богу – это не трагедия, а привилегия. Конечно, узнав о тайнах сенота, люди, которые жили уже в более цивилизованные времена, пригнали к дому бога дождя строительную технику и подняли со дна колодца всё, до чего сумели дотянуться. Нашлись там не только кости, но и драгоценности, золото, оружие, хрустальные и нефритовые чаши.

Мексиканский священный сенот известен во всем мире, но по всему свету есть и другие колодцы, в которых нашли упокоение люди, подаренные богам. О них никто не вспоминает, потому что их истории лишены и торжественного пафоса, и разгаданной мифологической предыстории, и даже будоражащих деталей о спрятанных несметных богатствах.

Рассказывают, в одной уже давно разрушенной и забытой сибирской деревушке несколько сотен лет назад была традиция – приводить к колодцу, стоявшему на краю деревни, молодую красивую девицу, наряженную в сарафан невесты.

Сначала вокруг нее водили хороводы, угощали медом и пряным ягодным вином, а потом толкали в спину, и девушка летела вниз, в черную воду, а все, нависнув над колодцем, смотрели, как она барахтается, отплевывается, бьет ладонями по ледяной воде, а потом наконец успокаивается и медленно уходит на дно, как русалка. Ритуал так и назывался – «Праздник невесты».

Жители той деревни верили, что девушка отправляется вниз, чтобы стать женой подземного чудовища. У него под землей есть целый город с выложенными самоцветами мостовыми и роскошным дворцом, в котором живут все его жены. Их постели сложены из мягчайшего чернозема, их перины пахнут дождевыми червями и пряными кореньями, их глаза быстро привыкают к темноте, а через несколько лет и вовсе становятся слепыми и белыми. И живут они там вечную вечность в спокойной радости и рожают для подземного чудовища дочерей и сыновей.

Говорят, однажды молодой парень отправился к лесной реке, чтобы порыбачить, и вдруг увидел на берегу женщину дивной красоты. Сначала он даже оторопел и отшатнулся – настолько эта женщина не была похожа на его соседок. Высокая, прямая, с белым с синим отливом личиком. По возрасту в матери ему годилась, только вот было видно, что не сталкивалась она ни с тяжелым крестьянским трудом, ни с необходимостью разлеплять глаза до рассвета, чтобы всё успеть. Не рожала детей, не носила тяжестей, не горбатилась под июльским солнышком. Поэтому время отнеслось к ее наружности бережно и только едва намекнуло на свое соседство – уголки ее бескровных губ были опущены, а в темных волосах серебрились снежные нити.

Женщина сидела у самой воды, на поваленном трухлявом бревне, и гладила реку ладонью, как кошку.

Парень хотел тихонько уйти – как-то неуютно ему стало. Но потом все же сделал шаг навстречу и громко поздоровался. А когда рассмотрел лицо красавицы, не удержался от вскрика. Глаза у тётки были сплошь белые, сумрачные, как у призрака.

Женщина очень медленно плавно повернула к нему голову, очень тяжело поднялась с бревна. Она вела себя так, словно к ее рукам и ногам было привязано по пудовому камню. Каждое движение давалось ей с трудом.

Молча она двинулась к парню, вытянув перед собою руки. Парень догадался, что она слепая и по привычке оберегается от удара веткой по лицу. Но что она делает совсем одна в глухом лесу? И как сюда попала? Явно же не местная.

Он спросил что-то еще, у женщины ни один мускул не дрогнул на бледном лице.

Как-то незаметно она очутилась совсем близко. Парень вдруг почувствовал, что от нее словно исходят волны неземного убаюкивающего холода. Это было очень похоже на сладкое зимнее умирание – ему однажды довелось вот так почти умереть. Он тогда был мальчишкой, заблудился зимой в лесу, а морозы стояли лютые. В какой-то момент он совсем обессилел и прилег отдохнуть в снег. Вот тогда и началась эта почти блаженная апатия, когда холод перестает быть неприятным, а наоборот, ласково обнимает каждую косточку, бережно замедляет ход сердца, гладит по бесчувственному уже лицу. И так хочется уснуть, а окутывающее забытье сулит такое блаженство, что и представить невозможно. Тогда его нашли, откачали, отогрели. Две недели он провел на печи в полуобмороке, мать поила его клюквенным отваром из деревянного ковшика и приносила с улицы снег, чтобы положить на его раскаленный лоб.