Стивен Кинг - Зеленая Миля

Он отпрянул от моей руки, затем послышался неприятный звук, словно он чем-то давился, пытаясь вызвать рвоту. Рот Коффи открылся, так иной раз приоткрывают пасть лошади, с явной неохотой, оттягивая назад губы, обнажая зубы в усмешке. Потом он выдохнул рой крошечных черных насекомых, то ли мошек, то ли москитов. Они закружились меж его колен, стали белыми и исчезли.

И тут же силы покинули меня. Мышцы словно превратились в воск. Спиной меня бросило на каменную стену за койкой Коффи. Я помню, как повторял про себя имя Спасителя: Иисусе, Иисусе, Иисусе; помню, как подумал о том, что впадаю в забытье от высокой температуры. И все.

А потом до меня донесся голос Делакруа, зовущий на помощь. Он извещал мир, что Джон Коффи убил меня, орал во всю глотку. Коффи действительно наклонился надо мной, но лишь затем, чтобы убедиться, что я порядке.

— Заткнись, Дел. — Я поднялся на ноги и застыл в ожидании, что боль разорвет мне пах, но она так и не появилась. И чувствовал я себя гораздо лучше. Лишь на мгновение закружилась голова, но приступ прошел даже до того, как я протянул руку, чтобы схватиться за решетку и устоять на ногах. — Ничего со мной не случилось.

— Вы должны выйти оттуда, — говорил Делакруа тоном старушки, убеждающей ребенка спрыгнуть с яблони. — Вы не имеете права находиться в камере, если в блоке больше никого нет.

Я уставился на Джона Коффи. Тот сидел на койке, положив громадные руки на колоды-колени. Джон Коффи посмотрел на меня. Для этого ему пришлось чуть приподнять голову.

— Что ты сделал, здоровяк? — шепотом спросил я. — Что ты мне сделал?

— Помог, — ответил он. — Я же помог, ведь так?

— Да, похоже на то. Но как? Как ты мне помог?

Он качнул головой: направо, налево, по центру. Он не знал, как ему удалось мне помочь (как он избавил меня от урологической инфекции), а его спокойное лицо говорило о том, что ему это без разницы. Действительно, важен достигнутый результат, а не процесс лечения. Я хотел спросить, как он узнал, что я болен, но тут же сообразил, что в ответ лишь увижу, как качнется его голова. Где-то я прочитал фразу, которая так и осталась у меня в памяти: «Загадка, окутанная тайной». Такую вот загадку и представлял собой Джон Коффи, и спокойно спать ночью он мог лишь потому, что даже не задумывался об этом. Он знал свою фамилию, знал, что пишется она не так, как напиток, а больше ничего знать не хотел.

Чтобы убедить меня в этом, Коффи еще раз качнул головой, а затем лег на койку лицом к стене, подложив обе руки, как подушку, под левую щеку. Ноги его свешивались с койки чуть ли не от колен, но его это не волновало. Куртка на спине задралась, и я видел шрамы, иссекающие кожу.

Я вышел из камеры, запер оба замка и повернулся к Делакруа, который, приникнув к прутьям решетки, озабоченно смотрел на меня. Может, и со страхом. Мистер Джинглес примостился у него на плече, его усики настороженно шевелились.

— Что этот черный человек делал с вами? — спросил Делакруа. — Колдовал? Наводил на вас чары?

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, Дел.

— Как бы не так! Очень даже понимаете! Вы совсем переменились! Даже ходите по-другому, босс!

Возможно, я действительно ходил по-другому. В паху у меня царили мир и покой, удивительное, знаете ли, чувство, прямо-таки экстаз. Тот, кто хоть раз мучился от невыносимой боли, а потом избавился от нее, поймет, что я имею в виду.

— Все в порядке, Дел, — гнул я свое. — Ничего не случилось. Джону Коффи приснился кошмарный сон, ничего больше.

— Он колдун! — с жаром воскликнул Делакруа. На его верхней губе выступил пот. Он видел не все, но и увиденного хватило, чтобы напугать его до полусмерти. — Колдун!

— С чего ты так решил?

Делакруа снял мышонка с плеча и поднял к своему лицу. В его ладошке Мистер Джинглес устроился, как в гнездышке. Делакруа вытащил из кармана розовый леденец и протянул мышонку, но тот леденец проигнорировал, потянувшись мордочкой к Делакруа, внюхиваясь в его дыхание. Точно так же человек мог бы наслаждаться запахом букета. Маленькие глазки-бусинки превратились в щелочки: Мистер Джинглес млел от восторга. Делакруа поцеловал мышонка в нос. Мышонок не возражал. Делакруа еще с секунду смотрел на него, а потом повернулся ко мне. Тут я все понял.

— Тебе сказал Мистер Джинглес. Я прав?

— Oui.

— Точно так же, как шепнул тебе на ухо свое имя?

— Oui, он шепнул мне на ухо свое имя.

— Приляг, Дел, — посоветовал я. — Тебе надо отдохнуть. Это шептание изматывает тебя.

Он сказал что-то еще, наверное, упрекнул меня в том, что я ему не верю. Голос его вновь доносился откуда-то издалека. Когда же я возвращался к столу, я не шагал — летел, а может, даже не двигался, стоял на месте, а камеры проплывали мимо по обе стороны, словно киношные декорации на колесиках.