Ричард Кнаак - Повелитель крыс

От изумления Григорий чуть не вскрикнул. Оказывается, он теперь не только знал, что собой представляет призывание и поглощение разрозненных частиц Михася, — он мог сам совершить этот ритуал! Нужно было только побольше магической силы. Если бы только…

Но больше размышлять Григорию не удалось. Михась в образе Петера Франтишека резко подскочил к нему, выбросил руку ладонью вперед и коснулся груди Николау.

Мысли у Григория разлетелись, воздух словно бы иссяк у него в груди. Он попытался попятиться, но рука Франтишека прилипла к его груди, как приклеенная. Вдобавок ощущение было такое, словно в грудь его вонзилась тысяча игл, которые все глубже и глубже уходили в плоть. Как в тумане, бродила мысль: он бы смог отразить эту атаку, если бы пребывал в контакте с Терезой, если бы не отдал ее грифону. Почему-то он послушался Фроствинга, который столько раз обманывал его на протяжении столетий.

Но… ведь Григорий в прошлом пытался — вскоре после того, как обнаружил связь между ним и Терезой, — контактировать с ней на расстоянии. Он всегда ощущал ее присутствие, но никогда не прибегал к помощи ее дара таким способом. Может быть, Фроствинг намекал как раз на это? Если нет, то почему тогда такой неотвязной была эта мысль: он может войти в контакт с сознанием Терезы на расстоянии?

Перед глазами у Николау поплыло. Он видел Петера Франтишека. Тот радостно улыбался. Черты его лица расплывались. Григорий прищурился. В полной беспомощности он мысленно проклял грифона. Тогда, когда он впервые попытался наладить контакт с Терезой на расстоянии, у него не хватило сил на это. Неужели Фроствинг полагал, что теперь у него хватит на это сил?

Да, именно так он и полагал. Григорий осознал это, хотя в висках у него грохотало, а сердце было готово выскочить из груди. Григорий был сильнее. Быть может, точнее было бы сказать, что сейчас смуглокожий маг был более целен, чем во время первой попытки. Пребывая в трансе, Тереза столкнулась с Григорием и невольно передала ему часть фрагментов Михася, те его кусочки, которые так долго не принадлежали ему. Это произошло, без сомнения, случайно, но в итоге Григорий так много приобрел.

«Нет, то была не случайность, верно? Фроствинг знал, что она споткнется! Наверняка знал! Его слова, его действия, теперь все они обрели смысл…»

Григорию все труднее становилось оставаться в сознании. Он решил предпринять еще одну попытку установить контакт с Терезой. Это было единственное, на что он еще мог решиться. Он попытается. Если он прав, у него еще оставался шанс. А если нет…

Собрав в комок всю, какая у него только осталась, волю, Григорий попробовал установить связь с сознанием Терезы.

Сила хлынула в него столь бурным потоком, что он вздрогнул и ахнул от изумления. Ахнул и Михась.

«Я знаю, как это делается, — напомнил себе Григорий, глядя на ошарашенного Петера Франтишека. — Я знаю, как это делается, но сумею ли я сделать это?»

А какой выбор? Либо гибель Михася, который и так уже бездарно прожил одну жизнь… либо гибель его самого.

Подобное — к подобному. Вот как это делалось. Вот как Франтишек выпивал души своих жертв. Вот как выпивал души своих жертв Абернати. Какими бы орудиями они для этого ни пользовались, все зависело от единственного: оба они несли внутри себя частицу Михася. Только их несокрушимая воля была залогом того, что они собирали дань с ни о чем не подозревающих, невинных жертв. Мэтью Эмрих, множество ему подобных стали частицами Михася, но, если закон подобия был универсален, Григорий по этой части имел явное преимущество. Он был Михасем гораздо более, нежели Петер Франтишек… Если кто и мог собрать воедино разрозненные частицы, воплотить их в неделимое целое, то это был он.

Давление на его грудную клетку усилилось, но Григорий не обратил на это внимания. Он знал, что должен сделать, но ему не хватало одной малости. У этой малости было имя.

И он прошептал это имя:

— Фроствинг!

В сознании у Григория послышалось такое знакомое хихиканье — на сей раз победное. Фроствингу, которого Михась сотворил в качестве неотъемлемой частицы ритуала, нужно было только дать знать, когда начинать.

Григорий почувствовал, как велика, как необъятна радость грифона.

И снова послышалось множество голосов. Сколько же потомков врагов Михася появилось на свет за эти несколько столетий? Сколькие, не ведая о том, носили в себе его «наследство»?

Они заполняли разум Григория слишком быстро. Если он не сможет управлять этим потоком, все эти люди умрут, их жизненная сила оборвется. Осторожнее. Нужно было действовать осторожнее, бережнее. Михась, Франтишек, Абернати — их совсем не заботило, останутся ли их жертвы в живых. Этим вампирам это было совершенно безразлично.