Джон Маркс - Страна клыков и когтей

— Нам нужно отдохнуть, — сказала я.

Ее голова дернулась, когда машина наткнулась на рытвину в асфальте, и на мгновение ее волосы вспыхнули серебром в лунном луче. Больше до конца пути мы не разговаривали.

До отеля мы добрались без чего-то десять. Бессмысленно пытаться с кем-то связаться сейчас. До бреда устав от долгого пути, я могла лишь ждать, не позвонит ли Олестру, и надеялась загладить опоздание извинениями. Мы с Клемми медлили в вестибюле, пытаясь попрощаться. Я пригласила ее пообедать, но она отказалась. Ей, кажется, в гостинице было не по себе, и она сморщила носик, будто учуяла гнильцу.

А вот я колебалась. Я хотела, чтобы Клемми ушла. Она утомляла меня, выводила из себя и сбивала с толку. Хорошо бы никогда больше ее не видеть. С другой стороны, я привязалась к этой женщине. Против воли между нами возникли какие-то узы. Я была помолвлена, ее бросил муж. И я испытывала жалость. Она казалась заблудшей душой. Я снова предложила ей пообедать вместе, но она сказала, что у нее есть в городе «коллеги». Прозвучало это нелепо. Коллеги. Я не смогла удержаться от ехидства:

— Конференция катализаторов перемен?

Она тускло улыбнулась.

— Ничего такого грандиозного.

Едва мы вошли в вестибюль, она куда-то позвонила, а потом сказала, что за ней приедут. Она умолчала, куда направляется, и я не стала допытываться. Пусть себе хранит свои странные тайны. Поверх рубашки из розовой рогожки она натянула голубой свитер с вырезом углом и снова забрала волосы в хвост, затянув его одуванчиковой резинкой. Лицо она ополоснула холодной водой.

— Уверена, что не хочешь хотя бы горло промочить? — спросила я. — Моя встреча отменилась. Можно попробовать местное вино. Я же знаю, ты пьешь.

— Пью. — Она помедлила.

— За мой счет, — нетерпящим возражений тоном сказала я.

Она глянула на дверь отеля, точно увидела в темноте знакомое лицо.

— Я и так злоупотребила твоей добротой, — чопорно сказала она. — И вообще ты приглашаешь только из вежливости. Я знаю, как с вами, азалийками, это бывает. Вежливость встроена в вашу нервную систему. Вы просто ничего не можете с собой поделать.

— Стервоза.

— Тогда беру свои слова назад.

На нас поднял глаза портье. Появился и исчез с моей сумкой молодой мертвенно-бледный носильщик. Ни одна из нас не двинулась с места. На мир отель смотрел фасадом из серого бетона и стекла, сущая коммунистическая коробка семидесятых. Но внутри ему постарались придать вид охотничьего домика: массивные потолочные балки, головы оленей по стенам и толстый красный с золотом ковер на полу. Тусклое освещение должно было наводить на мысль об огне в камине. Электричество сбоило — то тут, то там под желтым или оранжевым абажуром моргала лампочка. Между стойкой портье и дверями темного бара с вывеской «Сома» слонялось несколько постояльцев.

— Послушай, — сказала Клемми, — буду с тобой откровенной.

Поставив рюкзак на пол и бросив на него куртку, она обняла меня за плечи. Такой порыв меня ошарашил. Я было высвободилась, но она меня удержала.

— Ты на краю своей истинной жизни, Эвангелина. И если не слишком поздно, молю, открой глаза.

Это все решило. Хватит с меня снисходительности и игр. Я ее оттолкнула.

— Да кто ты такая? Что тебе надо?

— Ты сама знаешь.

— Ни черта я не знаю! На кого ты работаешь? Как твое настоящее имя?

Она попыталась отстраниться, но теперь настал мой черед удерживать. Я схватила ее за руки.

— Скажи, на кого ты работаешь. На конкурентов, на другую телесеть?

Нас заметили. Оглянувшись на стойку, я увидела, как портье говорит что-то двум девушкам, вышедшим из задней комнаты. А еще я увидела кое-кого у дверей на улицу. Он стоял неподвижно, и поначалу я решила, что это статуя, а не человек. Он смотрел в ночь, но повернулся на шум.

— Отпусти, — сказала Клемми.

Я не поддалась. Углом глаза я наблюдала за человеком, который привлек мое внимание. Он шел к нам. Клемми его не видела, но словно почувствовала его приближение.

— Эвангелина? — Вцепившись в мои руки, она жарко зашептала мне на ухо: — Во что ты ввязалась? — Она подождала, чтобы до меня дошел смысл ее слов, и лишь потом продолжила: — На телевидение это никогда не попадает.

И в этот неловкий момент, не проявляя ни тени такта, к нам обратился незнакомец:

— Мадам Харкер?

Он назвал мою фамилию, но мне почудилось, что особенно его заинтересовала Клемми. Клемми тоже это заметила и во все глаза уставилась на незнакомца, который на первый взгляд казался исключительно уродливым. Мы разжали руки. У меня возникло острое ощущение, что этот человек имеет прямое отношение к недавним ее словам. Я была уверена, что Клемми его знает.