Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк

Магда переехала ко мне. Полупустой шкаф расцвёл изнутри, как июльская клумба, и обрёл новый запах: резковатый, даже раздражающий, но будоражащий, пробуждающий самые низменные фантазии и инстинкты – Магдиных духов. Полочка в ванной заполнилась разнокалиберными баночками с кремами, какими-то муссами и прочей дамской дребеденью. Крохотный коридор был оккупирован десятком туфель с хищными острыми носами и неимоверной высоты каблуками-«шпильками», между которыми отныне приходилось лавировать, чтобы случайно на них не наступить. Раз я всё же по старой привычке припечатал ногу куда попало. Что-то жалобно хряснуло. Остаток вечера был безнадёжно испорчен стенаниями Магды по поводу сломанной колодки, поганой тесноты, моей неуклюжести и крайней необходимости в покупке шкафчика для обуви. Я молча жевал пригоревший жестковатый бифштекс, а мои мысли постепенно выползали из кухонных стен и уносились далеко-далеко…

На другой день шкафчик для обуви был забыт, а Магда затеяла генеральную уборку. Самоотверженно ползала с тряпкой по потаённым уголкам моего жилища, вдохновенно двигала мебель, подключив и меня к этому увлекательнейшему занятию. Очень полезному к тому же, поскольку оно дало возможность обнаружить то, что искренне считал потерянным безвозвратно. Я, к огромной радости, обнаружил массу забытых вещей – своё любимое кожаное портмоне со старыми «тысячными» купюрами внутри (ранее был уверен, что его где-то свистнули), десяток ручек и карандашей, закатившихся за мебель (вечно нечем даже номер телефона записать), одну ракетку для игры в настольный теннис (вторая не найдена не была), пользованную губную помаду коричневатого оттенка (подзатыльник от Магды), а также кучу всякого хлама (раз десять сбегал к мусоропроводу). Дошла очередь и до книг, увязанных в стопки ещё при переезде, да так и не освобождённых. Старые учебники, захваченные непонятно зачем, «программная» литература: «Преступление и наказание», «Война и мир» и т. п. Ещё разные приключения, на которых выросло не одно поколение пацанов. Я вяло перебирал их, избавляя от многолетнего слоя пыли, и что-то жарко подрагивало внутри. Попалась особо любимая Сашкой, до дыр зачитанная «Кондуит и Швамбрания». Её я вытер особо бережно, со всех сторон и отложил в сторонку.

– Книжные полки надо купить, – Бурчала Магда. – А то живёшь как дикарь… Гляди-ка, антиквариат!

Она протянула старенькое бабушкино Евангелие. Дореволюционного издания, с ятями…

Я открыл наугад:

«Моё время ещё не настало, а для вас всегда время.» [6]

Магда что-то говорила мне, я поднял глаза, переспросил.

– Наверное, кучу бабок сейчас такая книжка стоит. Видишь, как полезно делать уборку! – Она прямо-таки светилась гордостью.

– Я ничего не собираюсь продавать, – сказал я.

– Ну и очень зря. Ты ж неверующий. Зачем тебе Евангелие? Оно не меньше сотни баксов стоит, точно говорю. А может, и больше.

– Я ни-че-го не продаю, – отрезал я почти по слогам, чтобы до неё скорее дошло.

Магда посмотрела на меня пристально и задумчиво. Покачала головой и принялась тереть дальше. Остаток дня мы провели в молчании, но мне оно не было в тягость. Длинные холостяцкие вечера приучили меня к одиночеству. Иногда оно казалось мне невыносимым, выталкивало из дома, заставляло прятаться в дешёвых кабаках или, когда в карманах свистел ветер, гоняло по центральным улицам, создавая иллюзию единения с усталой толпой…

Но сейчас всё было иначе. Я перебирал страницы давно забытых книг, и они, как старые верные друзья, вернувшиеся из дальнего путешествия, напоминали мне о временах, проведённых вместе. Я ведь когда-то любил читать. Очень любил. Мог просиживать с книжкой дни и ночи напролёт. Мне казалось, что книги могут дать ответы на все вопросы, подсказать выход абсолютно из любой ситуации. Мама ругалась, говорила, что испорчу зрение. Но я не успел. Однажды я не смог найти книгу, которая рассказала бы мне, как жить, когда не хочется… Или просто не там искал.

«И во время вечера, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать его…» [7]

«Симонову» Он просто называл себя другим именем. Именем отца… Наверное, решил, что простой подмены имён достаточно для внутреннего перерождения…Словно вся человеческая сущность определяется жалким подбором звуков… Мальчишка, глупец… Откуда я мог это знать?

Висок отозвался тупой ноющей болью.

Я знал это. Я всегда это знал. Только забыл. Заставил себя забыть, как многое из прошлого, потому что было больно. Забыть, чтобы всё начать сначала здесь, в убогой митинской конуре, переписать набело жизнь. Только вместо чистого белого листа мне достался кусок смятой отхожей бумаги…