Б. Олшеври-младший - Вампиры замка Карди

Все оставшееся время Джеймс напряженно молчал и сверкал на Эстер драконьими взглядами. В конце концов, Эстер это надоело. Эстер доела очередную порцию желе со сливками и ушла.

Через три недели она покинула Англию.

Вернулась через пол года — и узнала, что Джеймс женился на Элизабет-Энн и ждет прибавления в семействе. Если бы Джеймс мог видеть довольное и лукавое выражение, возникшее на лице Эстер, когда она услышала эту новость… Он никогда не простил бы ей этого!

Впрочем, он никогда не простил ей и всего остального. Общение с Эстер наносило множество травм его уязвимому самолюбию. Потому что Эстер в конечном счете всегда оказывалась права…

Элизабет-Энн родила мальчика, которого назвали Артур — в честь дедушки. Джеймса ничуть не смутило, что его старший сын уже носил это имя! А знакомые сочли это милым подтверждением оригинальности лорда Годальминга. Потомок древнего рода может позволить себе некоторые милые чудачества — причем без малейшего ущерба для репутации!

Джеймс боготворил свою молодую жену и маленького Артура — к великой обиде четверых старших сыновей, вынесших из детства тягостные воспоминания об отцовской холодности.

Молодой американец Гарри Карди предлагал Димке поехать вместе с ним в Америку, говорил что-то о будущем, о возможностях, о том, что в Штатах он сможет кем-то стать, а в Советском Союзе не станет ни кем. Они тогда едва не поругались. Гарри что-то говорил, пытался объяснить что-то жестами, а Димка держался, как мог, чтобы не кинуться с кулаками на непроходимо глупого американца. Уж он-то, Димка, точно знал, что такое зло и что такое добро! Он не мог злиться на Гарри, не мог ненавидеть его, как капиталиста и эксплуататора — Гарри был хорошим, Гарри заботился о них с Мойше и оберегал от вампиров. Димка никогда не смог бы забыть об этом, даже ради истины, от которой американский солдат был так безнадежно далек! Эх, если бы можно было уговорить его поехать вместе с ним в Советский Союз, он увидел бы, как там здорово, он все бы понял, он наверняка мог бы даже стать коммунистом! Нет, он просто не мог бы не стать коммунистом!

Димка пытался рассказать, но не слишком хорошо у него это получилось, не сумел он изъясниться на немецком правильно и красиво, не сумел в достаточной мере выразить, что знал, что чувствовал. Гарри только головой качал. Он наверное, не понимал, просто не понимал! Впрочем, больше он уже не предлагал Димке ехать в Америку, и даже сделал все, что мог, чтобы впоследствие помочь мальчику вернуться на родину.

С тех пор дорога, лежащая перед Димкой всегда была прямой и широкой, залитой светом, таким ярким, что на ней уже не оставалось места для теней.

Какие могут быть тени, когда кончилась война?! Когда исчезли лагеря смерти и нет больше фашистской Германии с ее чудовищными экспериментами, и можно думать не только о том, как выжить, но думать — как жить!

Это было удивительное чувство — как будто второе рождение, и Димка долго не мог прийти в себя, привыкнуть… Страх, который успел уже стать основой его внутреннего мира не мог уйти просто так, не мог отпустить. И еще очень много лет, уже будучи взрослым, Димка боялся темноты. Своего последнего страха. Страха, затмившего и превзошедшего все другие страхи. Страха, который едва не лишил его рассудка. Еще много лет просыпаясь от кошмара, Димка видел, как наяву, огромные черные глаза, отсвечивающие рубиновым, бледную улыбку и тянущиеся к нему тонкие нежные руки.

И снова голос звучал в голове: «Я твоя мама, я люблю тебя, иди ко мне!» И он сжимал зубы. И кусал губы до крови, чтобы не закричать, чтобы не разбудить Лёсю и детей.

В конце концов он справился и с этим…

Война и все, что было с ней связано, не могло уйти и не ушло, оно осталось на чердаке памяти, где-то глубоко-глубоко маленьким комочком темноты, который оживал только ночами, мучая кошмарами и бессонницей крепкого, уверенного в себе юношу, который никогда не сдавался.

Который сумел доказать, что за время проведенное в концлагере, его идейные позиции не пошатнулись, и вступил-таки в комсомол, хотя препятствий тому было неожиданно много.

Который строил завод и учился в школе рабочей молодежи.

Который стал инженером и женился на своей однокурснице, когда-то произнесшей пламенную речь о том, что тринадцатилетний ребенок не может отвечать за то, что позволил взять себя в плен, и что работал вместе с другими заключенными на заводе «Опель». Действительно работал, а не вредил, как по мнению других комсомольцев должен был. Которая поручилась за него. С ней он прожил долгие годы и вырастил двоих сыновей и дочку. Его жизнь никогда не была легкой, но он этого от нее и не ждал, и никогда не жалел, что не послушался Гарри Карди, и не уехал с ним.