Кирилл Алексеев - Пожиратель мух

Снаружи послышался новый звук. Негромкое вкрадчивое потрескивание. Щели в стене, смотревшей на лес, окрасились ярко-оранжевым цветом.

– Витя, он поджег дом. Мы уже горим, Витя, – будничным тоном сообщила Катя. А потом с глухим стуком уронила голову на пол и потеряла сознание.

– Ты слышишь? Дом уже горит, нужно что-то делать!

– Да что делать?! – хозяин швырнул ружье на пол, рухнул на стул и закрыл лицо руками.

– Бежать к машине, кретин! Это единственный шанс!

– Как вы не понимаете, – глухо, не отнимая ладоней от лица, проговорил старик. – Он только этого и ждет. Ему нужно, чтобы мы вышли из дома.

– И что? Лучше сгореть заживо?

– А вы предпочитаете быть заживо съеденным?

– Господи, вы же специально взяли нас в заложники! Черт с ним, прикроетесь мной, как щитом… Только спасите девушку. Мы выйдем, я постараюсь его задержать, а вы бегите к машине и уезжайте отсюда. Водить умеете?

Старик кивнул.

– Вот и хорошо. Это отличный шанс. Он ведь не сможет одновременно жрать троих… Вы с Катей бегите, а я останусь. Только думайте быстрее. Через пять минут мы начнем поджариваться.

– А вы не обманываете? Где гарантия, что если я развяжу вас, вы не драпанете быстрее меня?

– Я дам вам ключи от машины.

– Ну да, а потом отнимите. Вы ведь моложе и сильнее. Почему я должен вам доверять?

Виктор помолчал, подбирая подходящий аргумент, но ничего путного придумать не мог. Доказать мерзавцу, что не все обожают делать гнусности, невозможно. Его жизненный опыт утверждает обратное. Поэтому Виктор сказал то, о чем размышлял последние полчаса. Раньше, в прошлой жизни, он считал себя слишком циничным для подобных мыслей. Но сейчас, когда смерть бродила в двух шагах и уже протягивала к нему жадные костлявые ручонки, все изменилось. В этой пограничной ситуации шелуха норм, правил, ценностей, принятых в цивилизованном обществе, слетела, как мертвые осенние листья слетают с дерева под порывом ветра. То, что раньше воспринималось как значимая, неотъемлемая часть собственного «я», на поверку оказалось всего лишь килограммами налипшей грязи. Балластом, тянущим на дно вымышленной, какой-то игрушечной жизни. Близость смерти тугой ледяной струей смыла эту грязь, обнажив то, что было по-настоящему важно. И пусть это звучало глупо и наивно, Виктор был убежден, что никогда еще не был так честен с самим собой.

– Потому что я хочу умереть хорошим парнем, – сказал он.

Хозяин покачал головой.

– Не убедили.

– А мне чихать. Чувствуете, как потеплело? Скоро здесь будет не продохнуть. Потом мы отравимся угарным газом и потеряем сознание. К утру от нас останутся обугленные косточки. Решайте. Мне все это надоело.

Виктор отвернулся и устало прикрыл глаза. Он решил, что может хотя бы на минуту забыть обо всем этом дерьме. Всего лишь на минуту сбросить груз ответственности, минуту не принимать никаких решений, минуту не бояться за себя и других. Одна минута покоя за целую ночь. Не так и много.

Хозяин метался по комнате, бурча что-то себе под нос, а Виктор лежал с закрытыми глазами и думал о том, как стремительно изменились его представления о счастье. Двенадцать часов назад ему нужно было так много, чтобы почувствовать себя счастливым. Настолько много, что счастье казалось недостижимой мечтой, о которой смешно даже рассуждать всерьез. Сейчас же для счастья требовалось одно – чтобы Катя смогла выбраться из деревни. И все. Если это произойдет, он будет самым счастливым человеком в мире. Он прислушался к себе, чтобы убедиться в правдивости этой мысли. И с удовлетворением отметил, что на самом деле думает так, без дураков. Хотелось хотя бы последние минуты пожить без вранья самому себе. Роскошь, которую не часто можешь себе позволить.

От этих мыслей его отвлек густой аромат апельсинов, разлившийся по комнате, и мгновенно задавивший собой запах пороховой гари и бензина. Тут же, не дав Виктору опомниться, гном в голове завел бензопилу и начал вгрызаться в податливые извилины. Виктор едва сдержал стон. Перед глазами поплыли кроваво-красные круги, и на секунду показалось, что он воспарил над загаженным полом на крыльях боли. Он очень четко представил себе их: хищно изогнутые, аспидно-черные с широкой багровой каймой… И в следующую секунду, как это бывает в снах, багровая кайма непостижимым образом превратилась в громадные языки пламени с черной сердцевиной горящего дома внутри. Нет, не дома… Нескольких домов.

Сначала картинка была смазанной, подернутой легкой дымкой. Но постепенно изображение прояснилось, стало четким, словно кто-то навел резкость. Перед глазами Виктора была горящая деревня. Он сразу узнал Пески, потому что много раз видел деревушку именно в этом ракурсе. Такой вид открывался с подъездной дороги, как раз с того места, где она вырывалась из леса. Небольшой холм, окруженный полями, и россыпь домишек, со стрелой «журавля» по центру. Только теперь дома были объяты пламенем, и «журавль» скрылся за пеленой черного дыма, сливающегося с ночной темнотой.