Анастасия Бароссо - Последние сумерки

– У нас, – щедро поправил его Бер.

– Да. У нас.

– Так что там с потомком Белояра? Скоро ли он будет на земле?

– Скоро, – коротко ответил Велемир. – И гораздо быстрее, чем ты можешь надеяться. Он будет у тебя, Бер.

– ???!!

– А теперь – выпей вот это. Завтра у нас трудный день. А тебе нужны силы для будущих подвигов.

– Да-да, конечно, друг!

Медведь схватил из рук Велемира кружку и залпом осушил ее содержимое.

– Слава богам!!! – зарычал он, победно потрясая кулаками над головой.

– Слава богам, – согласился Велемир, тихо закрывая за собой дверь.

Придя в свои покои, жрец быстро достал из деревянного сундучка стопку исписанных мелким почерком страниц и, пользуясь тем, что жаровня еще не до конца погасла, бросил бумагу в тлеющие угли. Они схватились мгновенно. И скоро в светелке Велемира не осталось ничего, что могло бы сказать посторонним о его тайных мыслях и планах.

Была глубокая ночь, когда худая фигура, крадучись, вышла из поселения лютичей, сморенного жарой и удушьем.

Поправив на плече полотняную котомку, набитую всякой необходимой всячиной, навий жрец Велемир обернулся назад. В свете красной болезненной луны силуэты строений выглядели угрюмо и устрашающе. Жрец горестно вздохнул. Так вздыхает человек, понимая, что, возможно, больше никогда не сможет вернуться в родной дом.

В алых отблесках пожара кроваво-красным блеснуло лезвие ножа в руке жреца.

А через секунду поблизости от поселения не было никого, кроме худого поджарого волка с блеклой, жидкой шерстью.

Не удержавшись, он тихо, печально завыл на неполную луну, вышедшую на горячее небо.

У себя в «берлоге» спал непробудным сном глава лютичей – Бер.

Усыпляющее снадобье, приготовленное Велемиром, действовало безотказно. Жрец знал точно – Медведь не проснется до утра. А за это время он, с помощью богов, сделает то, что до́лжно сделать.

В маленькой убогой келье становилось уютнее с приближением вечера, когда весенние сумерки заполняли ее мягким серо-сиреневым светом.

Чаша со святой водой, убогость помещения, смирение плоти… Она так раньше представляла себе больницу для бедных где-то в Средневековье. Только в реальности и в двадцать первом веке это выглядело гораздо… гораздо страшнее. Как преддверие смерти… и вонь постоянная – от чего? От нее то и дело мутит, то меньше-то больше. Белье воняло сыростью, вроде бы едва уловимо, но Юлии периодически приходилось бороться с приступами резкой тошноты.

И эти приступы часто предваряли более страшное.

Вот как сейчас. Юлия сжалась в комок. Зажмурилась, подтягивая колени к подбородку, в инстинктивном порыве спасти, спрятать, уберечь живот. Ледяные пальцы скрючились, сжатые в кулаки, Юлия уткнулась в них горящим лбом и в душной темноте под тонким одеялом тихонько застонала, или скорее заскулила, предчувствуя появление ЕГО. Тошнота накатила как всегда, и это было последнее человеческое чувство пред тем, как мир в очередной раз покрылся мраком, а Юлией овладела всепоглощающая ненависть.

Последнее, что она услышала перед тем, как провалиться во мрак и ужас, был тоскливый, тревожный, словно предупреждающий о чем-то волчий вой. Он слышался из глубины темного жаркого леса и сейчас казался божественной музыкой. Единственной ниточкой, способной удержать ее от падения.

Было утро, самое раннее, часа четыре или пять. Единственное время, когда хоть как-то можно было дышать в зное и копоти, что отравили воздух этим летом.

Юлия очнулась на полу кельи. Она лежала на животе, широко раскинув в стороны руки и ноги. Такое бывало часто. Тварь, живущая в ней, оставляла ее после мучений в любом месте – то на полу, то на кровати, а то и на широком подоконнике.

«Не бесы это, милая… а демон», – нереальным ночным кошмаром проносились в голове слова настоятельницы. Нереальным… И тем не менее это было совершенно очевидно. По крайней мере для нее, Юлии. Демон… Марк! Вот что за тварь вселилась в нее, отравляя жизнь. И он просто так не отступит – можно не сомневаться! Марк, падший ангел, погубленный собственной гордыней, он не упустит своего. Ведь он поклялся ей там, на реке-Смородине, навсегда исчезая во мраке зла. Поклялся, что они всегда будут вместе.