Дин Кунц - Видение

«Но любовь — это сила, — сказал он сам себе. — Ищи силу в любви к Мэри. Что за жизнь будет у тебя и что ты сам будешь без нее? Ничего и ничто».

Снаружи опять сверкали молнии, и по стеклу текли потоки воды.

Шеф полиции Джон Патмор подошел к Лоу Пастернаку и, перевернув его на спину, осветил фонариком его лицо и залитую кровью одежду.

— Берген уже достал его. Он весь изрезан.

— Он умер? — спросил Холтсман.

Патмор потрогал пульс на одном из холодных запястий.

— Думаю, да. Но лучше вызови неотложку. Могут быть и другие жертвы.

Холтсман бегом вернулся к патрульной машине.

Только семь или восемь футов отделяли ее от Алана.

Ей надо заставить его продолжать говорить. Как только он потеряет интерес к разговору, он возьмется за нож. Кроме того, даже если она и должна была умереть, были некоторые вещи, которые она все еще хотела узнать.

— Итак, Бертон Митчелл и не прикасался ко мне?

— Ни разу.

— Значит, я отправила в тюрьму невинного человека?

Алан кивнул головой с такой улыбкой, будто ему только что сообщили, что на нем надета очень красивая рубашка.

— И вынудила его совершить самоубийство?

— Хотел бы я посмотреть, как он вешался.

— И сделала несчастной его семью?

Алан рассмеялся.

— Почему? Почему я сделала это? — спросила она. — Почему я сказала им, что это сделал он, хотя это был ты?

— Ты была в больнице, в отделении интенсивной терапии четыре дня. Когда кризис прошел и тебе больше не нужны были все эти аппараты, они перевели тебя в отдельную палату.

— Я помню это.

— Мы с отцом постоянно были там в течение двух недель. Даже мамочка смогла оторваться от бутылки, чтобы через день навещать тебя. Я играл роль озабоченного старшего брата, такого внимательного и заботливого девятилетнего мальчика.

— Медсестры считали тебя смышленым, — сказала Мэри.

— Много раз я оставался с тобой наедине. Иногда на несколько минут, иногда даже на целый час.

Другая летучая мышь прилетела, спасаясь от шторма, и спряталась под балюстрадой.

— Твои губы, — продолжил Алан, — так распухли, что восемь дней ты не могла произнести ни слова — но ты могла слушать. Большую часть времени ты была в сознании. И, когда мы оставались одни, я повторял и повторял тебе, что я с тобой сделаю, если ты выдашь меня. Я говорил, что я снова буду мучить тебя с крысами... позволю им разорвать тебя на части. Я говорил, что заставлю тебя съесть этих крыс живьем, что я заставлю тебя оторвать им головы и проглотить, если ты донесешь на меня. Я предупредил тебя, что для тебя же лучше свалить всю вину на Бертона Митчелла или на кого-нибудь еще.

Она вся дрожала. Она должна взять себя в руки, должна суметь быстро двигаться, если ей будет предоставлена возможность сбежать. Однако дрожь никак не унималась, как бы она ни старалась успокоиться.

— Затем произошла забавная вещь. Ты сказала им, что это сделал с тобой Митчелл — но ты сама поверила в это. Я добился большего, чем мог пожелать. Ты действительно поверила в то, что это был Бертон Митчелл. Ты не смогла бы признать правду, ты не смогла бы жить со мной в одном доме после того, что я с тобой сделал, а потому ты убедила себя, что я ничего не делал, что я был твоим другом, а садовник был насильником.

— Почему? — слабым голосом переспросила она. — Почему ты хотел сделать мне больно?

— Я хотел убить тебя. Я думал, что ты умерла, когда я ушел из домика.

— А почему ты хотел убить меня?

— Это было забавно.

— И все? Только потому, что это было «забавно»?

— Я ненавидел тебя, — сказал он.

— А что я сделала?

— Ничего.

— Тогда почему ты ненавидел меня?

— Я ненавидел всех.

Порыв ветра.

— И ты убил семью Митчелла?

— Эта идея меня привлекла — уничтожить целую семью.

— Почему? Это тоже было «забавно»?

— Видела бы ты пылающий дом!

— Боже мой, тебе ведь было только четырнадцать!

— Мне было уже достаточно, чтобы убивать, — сказал он. — Не забывай, я пытался убить тебя пятью годами раньше. И я решил, что ты умерла... когда я в последний раз вытащил из тебя нож... О Мэри, если бы ты знала, что я тогда чувствовал! Так привычно, будто это не было первым убийством в моей жизни. Будто я убивал людей тысячи раз до этого. А мне было всего девять лет!

Он подошел ближе.

Его ботинки заскользили по мокрому полу.

Отчаянно она сказала:

— И ты убил Патти Спунер тоже. Правда, Алан?

— Она была шлюха.

— Нет. Она была хорошая.