Сьюзан О'Киф - Чудовище Франкенштейна

— Меня не было в конюшне. Я был с вами.

— Нет! — крикнула она и чуть не упала в обморок. — Не было тебя со мной!

Маргарет увела дочь. Мужчины окружили меня.

Уинтерборн смотрел с такой укоризной, что я покраснел от стыда. Как он мог поверить, что я способен на убийство? Мои губы задергались в истерическом смехе.

— Он даже не защищается! — поразился Уинтерборн.

— Невинный не нуждается в защите. — Я выпрямился и процитировал: — «Осознавая собственную цель, подобный человек не снисходит до проявления праведного гнева, бурлящего в его душе».

И в наступившей тишине добавил:

— Альфьери, «Свободный человек».

Уинтерборн ударил меня рукояткой пистолета по лицу.

Его оттащили.

— Сэр, не марайте руки, — сказал один. — Оставайтесь здесь, а мы доставим его к шерифу. Но если хотите, сэр… в город можно и не ехать.

Уинтерборн так ненавидел меня, что колебался с решением.

— Нет! — выкрикнул я.

На шею и плечи мне посыпались тумаки. От удара дубинкой под колени я рухнул на пол, как подкошенный. Пока человек с топором стоял наготове, Уинтерборн снова ударил меня пистолетом.

Я все время сдерживался, уверенный, что мне позволят объясниться. Но, ослепнув от собственной крови, я вырвался и схватил топор. Совершая последний человечный поступок, я сорвал лезвие с рукоятки и отшвырнул в сторону, иначе я бы начал кидаться с топором на всех подряд.

Двое из людей Уинтерборна пытались заслонить его от меня. Остальные нападали с таким остервенением, словно я был вредоносным животным, подлежащим уничтожению. Но их удары не усмиряли, а, наоборот, бесили меня. Я бил ногами по голеням, коленям, бедрам; лупил кулаками по ребрам и челюстям. Кости трещали, будто кастаньеты, мне хотелось танцевать под их аккомпанемент. Заметив, что Уинтерборн высвободился, я разбросал нападавших на меня, как мальчуган оловянных солдатиков. Я ринулся вперед. Уинтерборн прицелился и выстрелил. Пуля просверлила висок, обжигая болью.

В глазах потемнело.

— Быстрей, пока он не очухался!

Сзади послышался свист. Отступив в темноту, я развернулся и отбил занесенную надо мной дубинку, а затем, словно бык, прорвал оцепление. Кто-то запер стеклянные двери на веранду. Презрительно усмехнувшись, я закрыл ладонью лицо, пробил стекло и приземлился на каменные плиты. Кровь хлестала из виска и лба, а теперь еще и из ладоней, пораненных осколками.

Едва я встал на ноги, Уинтерборн крикнул:

— Фас!

Первая собака прыгнула на меня сбоку и повалила навзничь. Она вгрызалась в мои раны и впивалась клыками мне в горло. Я схватил ее за голову, сжал ребра коленями и свернул ей шею. Собака тяжело опустилась мне на грудь. Не успел я подняться, как примчались другие. Я размахивал обмякшей тушей, ухватив ее за лапы, и колотил прочих псов, упорно кидавшихся на меня. Мертвая голова била по живым, собачья кровь мешалась с моей. Вскоре животные съежились от страха и заскулили: эта тварь лишь с виду казалась человеком. Отшвырнув дохлую тушу, я вселил в них ужас — многолетняя дрессировка пошла насмарку.

Я истекал кровью, шатался и вздрагивал от боли. Нужно было найти укрытие, пока я еще что-то соображал. От пещеры больше не было никакого толку. Меня бы очень быстро выследили и загнали в угол. На подгибающихся ногах я добрался до леса и стал переходить вброд ручьи и речушки, заметая следы и смывая с себя кровь. Я еле ковылял. Перебираясь через широкий поток, я оступился, потерял равновесие и упал. Барахтаясь в ледяной воде, я привлек внимание всадника и приготовился к выстрелу.

— Помощь нужна?

Минутная заминка. Я кивнул, пытаясь вспомнить, где слышал этот голос раньше.

— Выходи из воды. Или так набрался, что на ногах не держишься?

Преподобный отец Грэм.

— Нет, я не пьян. На меня напали.

Я наполовину встал. Грэм со свистом выдохнул.

— Ты?! — Лошадь встала на дыбы, словно тоже изумилась. — Ты же убил мальчика!

Голова раскалывалась, в глазах темнело, я еле стоял. Вдали залаяла собака. Я решил воззвать к его религиозным чувствам.

— Меня оклеветали, как и вашего Христа.

— Не богохульствуй.

— Даже не думал.

Грэм наклонил голову, словно пытаясь лучше меня разглядеть.

— Тебя действительно создал человек?

Я взмахнул рукой, сделал шаг и упал навзничь. После долгих колебаний Грэм спешился и повел коня вдоль берега. От моего прикосновения жеребец взбрыкнул и заржал. Грэм погладил его бок и придержал, чтобы я сел верхом: великан на детском пони. Выводя коня из воды, Грэм держал поводья за самый конец, словно побаиваясь приближаться ко мне. Он не знал, что я был слишком слаб и не представлял никакой опасности. Головная боль прогнала любые мысли, веки слипались от изнеможения.