Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

— Зато неизвестный Х, кажется, пункт постоянный.

— В самом деле?

— В любом случае, со дня, когда я занялся анализом, то есть уже несколько месяцев, и до сегодняшнего утра угол отклонения короткого рожка остается неизменным, тогда как длинное ответвление постоянно перемещается.

— Это и навело тебя на мысль, что оно указывает Каму, не правда ли?

— Отчасти здесь проявляется интенсивность радиуса действия.

— И все же, на мой взгляд, астральный компас не проводит нас к таинственному Х.

— Похоже. Дабы разрешить твои сомнения, сообщаю: таким «компасом» может пользоваться только человек в сомнамбулическом состоянии.

— Значит, указующий рожок — лишь вспомогательный фактор?

— И тем не менее решающий; без него не достигнуть пункта, таинственными нитями связанного с сущностью Камы. Необходимо иметь его под рукой, чтобы постоянно ощущать движение заключенных в нем флюидов.

— И тогда «компас» покажет тебе направление?

— Безусловно. Но прежде всего ты должен погрузить меня в состояние, необходимое для проведения операции. Сумеешь?

— Да. Ведь мы уже неоднократно делали подобные опыты.

— Разумеется, однако не забывай, мы ни разу не выходили за пределы гипноза; сейчас речь идет о трансе более глубоком.

— Понимаю. Не беспокойся, я сумею.

— Прекрасно. Сразу и начнем. Время суток подходящее — вечер; в сумерках мы не привлечем к себе внимания прохожих. Когда я засну, ты выведешь меня за калитку.

— Я последую с тобой рядом.

— Кто знает, куда нас заведет эксперимент. Возможно, неподалеку, а то и на расстояние нескольких километров или больше. Приготовься в дальний путь.

— Я повсюду пойду с тобой.

— И еще: когда окажемся у цели, ты разбудишь меня.

— Понял. Начинать?

— Начинай!

Вируш взял в левую руку астральный компас, сел в кресло и с минуту сосредоточенно всматривался в копию Рембрандтова «Урока анатомии» на стене напротив. Я встал в нескольких шагах и начал его усыплять. После шестого пасса он закрыл глаза, глубоко вздохнув. Еще несколько пассов, чтобы закрепить состояние, и я начал его углублять. Через пять минут белки глаз у Анджея закатились, и усыпленный обрел характерную свободу движений и речи. Я вынул из галстука булавку и легонько уколол его в щеку.

— Чувствуешь боль?

Он улыбнулся.

— Ничуть.

Я еще раз уколол его в предплечье с тем же результатом. Анджей не шевельнулся. И хотя кожа была глубоко проколота, кровь не показалась.

— Прекрасно. Теперь встань и иди за мной.

И я вывел его через сад на улицу.

Вечерело. Фонарь около виллы едва отбрасывал матовые блики — густой туман напитал воздух, лениво окропляя булыжник мостовой… Тишина. Время от времени из тумана выныривал прохожий, на мгновение оказываясь в круге слабого света, и снова исчезал в тумане. Вдалеке звенели трамваи.

Вируш нерешительно стоял на тротуаре. Я отошел на несколько шагов, оставляя ему полную свободу действий.

Он протянул руки горизонтально, затем раскинул их будто крылья. Пальцы левой руки разжались, открывая компас на ладони… Медленно, словно слепец, Анджей начал поворачиваться на месте, изучая пространство. После третьего полуоборота вправо он заколебался и вернулся к прежней позиции; снова повернул было в ту же сторону и снова отступил влево. В конце концов остановился на месте, опустив правую руку. Простертая левая рука упорно указывала на что-то вдали. На губах мелькнула довольная улыбка. Нашел…

Окарина на ладони спящего дрогнула и, словно движимая скрытой в ней силой, повернулась под определенным углом, направив короткий рожок параллельно указательному пальцу. Компас начал действовать…

Анджей осторожно прижал к себе напряженно вытянутую руку и снова сжал окарину, положив палец на короткий указатель. Еще немного постоял на месте, будто вглядываясь в пространство, затем двинулся напрямик через улицу.

Я пошел за ним. Мы наискосок срезали Парковую, миновали Солярную площадь, свернули вниз на Стромую, спускаясь к берегу Дручи.

Время от времени, особенно там, где приходилось менять направление, Анджей останавливался и сверялся с окариной. Чувствительный указатель предупреждал его при каждом повороте.

Мы углубились в лабиринт узких маленьких и очень людных улочек у реки. То и дело в закоулках возникали подозрительные фигуры — настороженные, мрачные, явно отмеченные преступлением. Минуя какой-то гнусный тупик, освещенный гуляющим и пляшущим кабаком, мы столкнулись с пьяным проходимцем: