Затуманенные воспоминанием глаза внезапно натолкнулись на чернеющую у порога гордую фигуру монахини. Гостья на него не глядела, бродила взглядом по кабинету, задерживая его то тут, то там. Наконец перевела взгляд на него.
— Что за прелестный мальчик! — воскликнула она с улыбкой.
Изумленный Помян встал, стряхивая с себя остатки грез…
— О ком ты, сестра?
— О веселом синеглазом мальчишке, минуту назад игравшем здесь в «лошадку».
— Мальчишка? Здесь?
— Ну да. Садился верхом на стулья, как на коней, перескакивая с одного на другой. Потом выбежал вон в те двери. Кто это? Твой младший братишка? Очень похож на тебя. Лет в восемь ты, должно быть, выглядел так же.
Она протянула к нему руки.
— Я пришла сегодня раньше обычного, потому что хотела попасть сюда. Мне надоела роль храмовой жрицы, — добавила она с дивной усмешкой, закидывая руки ему на плечи. — Сегодня я хочу быть только Вероникой, твоей Вероникой. Забудь хоть на минуту о невесте Христовой…
Быстрым движением она распахнула монашеское платье.
— Целуй! — прошептала она, с дьявольской усмешкой, полузакрыв прекрасные очи и придвигая к его губам упругую белоснежную грудь.
Кровь бросилась ему в лицо. Желание кипятком побежало по жилам, он жадно вбирал в себя запах девичьего тела. Но внезапно, точно рывком железной руки, его отшвырнуло от монахини.
— Нет! Невозможно! — вскричал он, делая над собой нечеловеческое усилие. — Нет! Нет! Нет!
Прикрыв глаза рукой, ослепленный белизной ее тела, Помян выскочил в коридор и кубарем скатился по полутемной лестнице. Внизу чья-то рука крепко ухватила его за шиворот.
— Ага! Попался птенчик! Чего в потемках шастаешь?
Он узнал голос Юзефа. Слуга посветил ему в глаза фонариком.
— Зачем ты закрался в дом на ночь глядя? — допрашивал старик, усиленно вглядываясь в него. — Вот ужо сведу тебя в околоток!
— Юзеф! — удалось наконец прохрипеть Помяну. — Юзеф! Ты что, совсем обалдел? Это же я!… Ну, пусти меня, старый осел!
Рука слуги моментально разжалась. Он узнал хозяина по голосу.
— Ха! Вельможный пан? Неужто взаправду вы?… Гм… Не признать, право слово, никак не признать… Кабы не голос…
Старик одурелым взглядом изучал лицо пана, не виденное уже месяца два, после чего всхлипнул и грохнулся Помяну в ноги. Припав к хозяйским коленям, Юзеф жалостно причитал:
— Батюшки-светы, что же это с паном поделалось? Боже милостивый, за что моему пану этакая напасть?
Помян окончательно разъярился и закричал:
— Вставай, дурень, и отвяжись от меня! Слышал?! Готовь чемоданы на завтра! Кому говорят? Ну, будет тебе выламывать тут комедию!
И, сурово отодвинув старика в сторонку, он поспешно вышел из дома.
На следующий день на рассвете Восточный экспресс уносил Тадеуша Помяна в далекие восточные земли.
Как-то ранним утром, через две недели после отъезда Помяна, обитатели улицы Кафедральной стали свидетелями того, как металлические жалюзи на окнах углового дома под номером восемнадцать, пять лет уже закрытые наглухо, медленно поползли вверх. Вскоре над входными дверями, меж верхушек точно конвульсией искривленных пилястров, появилась вывеска «Церковная утварь», выполненная серебряными литерами на черном фоне, а несколькими дюймами ниже, в виде поясняющего дополнения, надпись: «Мастерская и хранилище предметов церковного обихода фирмы ПАВЕЛ ХРОМОНОЖКА».
Первым, кто заметил появление новой лавки, был сторож местного костела, пан Петр Пенежек, седой восьмидесятилетний старичок в темно-синих очках на длинном ястребином носу. Почтенный труженик церкви как раз направлялся к колокольне и по пути загляделся на ласточек, тревожно круживших над главным куполом. Опустив утомленный взор вниз, он внезапно споткнулся глазом о примечательную вывеску и заметил, что одна из витрин магазина переливается в бликах раннего солнца золотом дароносиц, кубков и чаш.
Ого! — подумал он, с интересом разглядывая витрину. Вот это новость! Ба, какая работа! И к тому же, как уверяет вывеска, отечественные изделия. Ну-ну… То-то возрадуются наши патеры. Странно только, что никто из них словом не обмолвился про эту лавку. Гм… Видать, еще не проведали. Сюрприз…
И, задумчиво свесив голову, он проследовал в башню к своим любимым колоколам.
Действительно, истинным сюрпризом для духовных лиц оказался магазин церковной утвари, открытый в партере дома на углу Кафедральной и Монастырской. Весть о появлении новой фирмы привела всех в странное возбуждение — неведомо почему об этом не очень примечательном факте сразу заговорили со значением и интересом. Возможно, причиной всеобщего возбуждения послужило место, выбранное под магазин: обширное шестикомнатное помещение с громадными, чуть не до второго этажа окнами-витринами и прекрасным застекленным эркером, расположенным напротив церковной башни с часами. О самом доме несколько лет уже кружили нелестные слухи: проживавшие по соседству обитатели улицы Кафедральной в один голос твердили, что в угловом доме водится нечистая сила. Потому, вероятно, последний его владелец, некто Раклинский, ловкий и оборотливый книгопродавец, вынужден был пять лет назад убрать из проклятого места свою лавку и перебраться на Замковую. С того времени негостеприимное помещение пустовало, защищенное спущенными и запертыми на замок железными шторами. Павел Хромоножка оказался первым смельчаком, дерзнувшим после пятилетнего перерыва занять скомпрометированный призраками этаж, да еще с явным намерением обосноваться в нем надолго. Ничего удивительного, что толпа набожных прихожан и просто зевак моментально осадила лавку, пытаясь проникнуть за стеклянные витрины взглядами, исполненными сомнения и любопытства.
Читать дальше