Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

Сатурн торжествующе ухмыльнулся.

— А-а, так ты читал? Не правда ли, отлично написано? Да, уж… я не бездействовал. Ныне меня уже не понимают en bloc, как понимали древние. Я сделался формой изменчивой, независимой, наука приветствует меня во всех своих областях. Меня ужали до размеров минуты, секунды, я довлею каждому мгновению. Меня уточнили, утончили…

— О да! Ты чертовски отощал — тощая часовая стрелка — не больше! Ты опорочил священную тайну вечности, исказил чудесную плавную текучесть волны — ты, старая, скрипучая колымага жизни! — закричал я, сорвавшись с места.

Гость был уже в дверях.

— Я сильнее тебя, — послышался неторопливый, мерный, словно движение маятника, голос. — За меня действительность и здоровье, большинство практичных людей. Да, именно большинству я необходим. Прощай! Понадобится, найдешь меня в городе — человеком более современным.

Я хотел его задержать силой, но он ускользнул и исчез в сумерках.

На небе догорала вечерняя заря — я остался один в пустой комнате.

….

С тех пор Темпус больше не появлялся. Исполнив некую свою миссию, он, видимо, удалился навсегда. Однако последние слова его не давали мне покоя:

— Понадобится, разыщешь меня в городе…

Что за наглая уверенность? Уж не вызов ли? Между тем в газетах одна за другой появлялись статьи о времени, сарказмом выводов несомненно направленные против меня. Все за подписью С.С. Автор превозносил категорию времени, ее глубину, беспредельную пользу как фактора, регулирующего жизнь, и ее коэффициент полезного действия. Словом, сплошные пеаны в честь моего гостя.

Раздраженный гнусными инсинуациями, я оспаривал эти славословия на бумаге, подыскивая и оттачивая все новые и новые контраргументы. Итак, я тоже готовился к атаке и выжидал удобного момента, когда противник истощит свой пыл, вот тогда я возвещу миру собственные соображения.

Не щадя сил я искал моего антагониста. Целыми днями до позднего вечера бродил по городу, заглядывал в кафе, завязывал знакомства, заговаривал с людьми насчет проблемы времени. Так я познакомился с какими-то профессорами, с доморощенными практикующими философами, с доброй дюжиной всевозможных чудаков и оригиналов. Однако диспуты со всеми этими господами ни к чему не привели. Казалось, проблема и занимала их, только вот в спорах и доводах ни энергии, ни жара, которым так и полыхали колонки газетных публикаций. Все они — не противники мне; никто столь лично, с таким еретическим самозабвением не погружался в суть проблемы, как неведомый автор статей. Да, похоже, я позволил себя увлечь по ложному следу, а мой оппонент скрывался среди самых простых людей…

….

Кажется, есть след. Вчера вечером…

После целого дня блужданий возвращаюсь домой через старый город, раскинувшийся по берегам реки — все извилистые ухабистые улочки сбегают к воде. Я поднимаюсь от реки, пересекая их, петляю узкими переулками. Вверху, в отвесных стенах обшарпанных многоэтажных домов, пятна вечернего неба, вспаханные дымом из труб. В окнах бледные чахоточные лица, старые ведьмы с распущенными волосами, старцы с гнойными, слезящимися глазами.

То и дело спотыкаюсь на выбоинах, наконец, сворачиваю в узкую улицу, смотрю вниз. В расселине улицы, окровавленная агонией солнечного захода, переливается рябью печальная река. Где-то наверху, с развалин давно рухнувшего дома, срывается стая ворон и, тяжко покружив над улочкой, исчезает за крышами домов — вокруг унылая безнадежность окон… Вдруг вывеска: большие черные буквы имени на блекло-зеленом фоне. Смотрю тупо, спервоначалу не отдавая себе отчета. Вдруг складывается: «Сатурнин Сектор, часовщик».

Да ведь это же он! Никаких сомнений! Наконец-то удалось отыскать!

Глубочайший покой нисходит в мою душу, понемногу прихожу в себя…

Странное дело! Я живу рядом!

Просто-таки совсем рядом — надо лишь подойти к дому с другой стороны, до сих пор мне как-то не пришлось бывать здесь. Это за тридцать-то лет жизни в городе! Странно! Оказывается, человек многие годы возвращается домой всегда с одной и той же стороны, постоянно, из дня в день, пока вдруг не попадает на другую дорогу и не убеждается с удивлением, что и эта дорога тоже ведет в его дом, — убеждается с удивлением: будто провел во сне многие-многие годы, чтобы в один прекрасный день очнуться на незнакомой дороге в собственный дом…

Вот, значит, как зовут моего врага — часовщика. Разумеется, это он, и никто другой! Странно только, как до сих пор мне не пришло в голову! Имя такое знакомое, такое близкое. Вот только не вспомню, откуда так хорошо его знаю; впрочем, ничто не в силах поколебать мою глубочайшую уверенность: это он — мой преследователь, таинственный незнакомец, кого я так долго и безнадежно искал.