И тем не менее каждый знал о другом все до тонкостей. Хорошо бы это обстоятельство еще уточнить. А если Стахур, не имея возможности общаться со своим напарником после очередной бурной ночи, докладывает ему обо всем письменно? И наоборот?
Да, нужно лично познакомиться с Челавой; и пусть после этой встречи только мы с ним, двое, будем знать о чем-то, о какой-то мелочи, несущественной и далекой от интересов, соединяющих его со Стахуром; об этой мелочи можно будет вскользь упомянуть при встрече с ночным бродягой, и если он проявит осведомленность, моя догадка о единой памяти — а значит, и вытекающий отсюда вывод — окажется неоспоримым фактом.
Итак, я с нетерпением ожидал пяти часов вечера, когда должно было состояться наше знакомство.
И вот в половине пятого супруги появились в кафе. Заняв место у окна, профессор погрузился в чтение газет. Я пристроился за соседним столиком, отвесив украдкой поклон пани Ванде.
Просмотрев прессу, Челава рассеянно заговорил с женой. Я ломал голову, подыскивая повод для знакомства. Помог случай — профессор, будучи заядлым шахматистом, вскоре стал жаловаться, что нет его постоянного партнера. Он оглядывался по сторонам, безуспешно высматривая его в зале, и тут я воспользовался оказией, подошел к столику и, представившись, предложил сыграть партию со мной.
Челава, приятно удивленный, охотно согласился, и мы расставили фигуры.
Следует отдать ему должное — играл он превосходно, но и я был не новичок, так что чаши весов все время колебались: то он ставил мне мат, то я заставлял его сдаться. Постепенно он вошел в азарт и уже сам требовал реванша.
За игрой мы говорили мало; лишь однажды его задумчивый взгляд остановился на мне с интересом.
— А знаете, — сказал он, задержав руку на одной из фигур, — сдается, мы где-то виделись. Но где? Ваше лицо кого-то мне напоминает.
— Ничего удивительного, пан профессор, несколько лет я посещал ваши лекции, — поспешил я с разъяснением.
— Ах так, тогда все понятно. Столько лиц проходит перед тобой каждый год, что и не упомнишь.
Удовлетворив свое любопытство, он передвинул ладью.
Время летело быстро, приближались злосчастные восемь часов. Четвертая по счету партия, которую мы начали около семи, должна была затянуться, судя по всему, надолго. Я умышленно задумывался над каждым ходом, запутывал комбинации. Челава торопился и поминутно поглядывал на часы. Наконец, в три минуты восьмого, он прервал игру на самом напряженном месте и принес свои извинения.
— У меня сегодня в восемь деловая встреча, — неловко солгал он. — Но завтра мы непременно закончим партию. Необычайно интересная сложилась ситуация. Надо бы ее запомнить. Как вы считаете?
— Продолжу с удовольствием, пан профессор.
И, еще раз внимательно окинув взглядом шахматную доску, мы расстались.
Возвратившись домой, я во второй раз — в том же, что и минувшей ночью, стиле — преобразил свою внешность и в одиннадцатом часу уже сидел в трактире. Стахур немного припозднился и пришел после меня, притом в скверном расположении духа. С места в карьер он заказал два абсента с ромом и опрокинул в себя один за другим: судя по всему, хотел захмелеть. И точно — после полуночи ему было уже море по колено. Улучив подходящую минуту, я увлек его в сторонку и предложил сыграть в шахматы.
— Понимаешь, — закинул я удочку, — мне подсунули вчера одну шахматную головоломку. Я пытался разобрать партию со знакомым, да пришлось отложить — не хватило времени. Последнее расположение фигур я запомнил, чтобы потом закончить ее. Очень любопытный расклад, может, разберем на пару? Возьмешь себе белые, у них позиция выигрышней. Ну как, Стахур, сразимся?
— Ладно, писатель, — согласился он, слегка польщенный, — расставляй, да только поживее, а то мне сегодня позарез нужно одно дело провернуть.
Я начал расставлять фигуры, воспроизводя ситуацию не доигранной с профессором партии. На память я никогда не жаловался, и вскоре черные фигуры были расставлены. Перейдя затем к позиции противника, я умышленно допустил неточность, поставив три фигуры не на свои места.
Стахур внимательно осмотрел доску и поднял на меня пытливый взгляд.
— Как зовут этого твоего знакомого, с которым ты не успел разобрать партию? — спросил он с любопытством.
Я с безразличным видом назвал свою собственную фамилию.
— Ага, ну да, так оно и есть. Знаешь что, дорогой Джежба? Или тебя, или того молодого врача подвела память. На трех клетках ты ошибся.
Читать дальше