Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

Начался период безумного, неправдоподобного счастья. Ему не хотелось верить, что можно быть таким счастливым с нелюбимой женщиной. Ибо на любовь их связь вовсе не походила. С его стороны была только страсть, возбуждаемая ее необычайным физическим обаянием, она же, из-за вдовства лишенная мужских ласк, дала полную волю своей приторможенной чувственности.

Но как только миновали первые восторги, Амелия вознамерилась занять главенствующую роль в их отношениях, пытаясь забрать бразды правления в свои руки. Тут, однако, она столкнулась с решительным и продуманным сопротивлением.

Незаметно разгоралась тайная, но ожесточенная борьба по двум направлениям: он, во-первых, не желал подчиняться ее эротическим капризам, во-вторых, ей никак не удавалось оторвать его от прежних жизненных интересов и целей и замкнуть в тесный круг сексуальных восторгов. Помян, хоть и был пылким любовником, в некоторых вещах оставался неуступчив и тверд. Лишь только Амелия пыталась преодолеть воздвигнутый им барьер, ее на полдороге останавливала невидимая сила. Особенно раздражало ее неисполнение любовником некоторых ее эротических требований. Все «воспитательные» попытки в этом отношении кончались ничем. Страсть Помяна, здоровая и естественная, стихийно противилась всяческим извращениям, оскорбляющим его мужское и человеческое достоинство. Амелия вынуждена была довольствоваться невинными суррогатами, символизирующими «настоящий секс». Несмотря на всю свою чувственную привязанность к ней, Помян твердо держался нормального курса.

Еще меньшим успехом венчались ее старания сбить его с избранной духовной дороги и затащить в вязкую трясину будней. Пренебрежение к его творчеству, упорное предпочтение суетной злобы дня он принимал с улыбкой снисхождения. Они же не любили друг друга, их связывала только постель — при чем тут ее участие или ее мнение? Он был благодарен ей за ощущение полноты жизни, за усиленное биение пульса, вызываемые ее страстностью. Чего еще можно было требовать от этой женщины?

Ничего. Решительно ничего.

Даже времени она не сумела у него похитить, драгоценного времени, которым он, художник, умел пользоваться столь искусно. Несмотря на усиленные старания, Амелия не смогла заполнить собой каждый его час, каждую минуту. Он остался самим собой, воспротивившись опасной экспансии: ее заразительной порочности не удалось перекинуться на него. Женское тщеславие Амелии было глубоко уязвлено, однако физическое влечение к любовнику и неохота завязывать новый роман пока что удерживали ее от гневных вспышек. Но ситуация обострялась от недели к неделе, и столкновение делалось неизбежным. В один из последних дней августа дело дошло до ссоры.

Помян в этот день пребывал в отменном настроении. Последняя его повесть была очень радушно принята критикой, и в утреннем номере одной из газет появилась восторженная рецензия. Амелия, эту газету выписывающая, рецензию, разумеется, прочитала, но не обмолвилась об этом ни словом, обходя упорным молчанием его успех. Он тоже не стал обсуждать с ней приятную новость, направив разговор в иное русло. Но радости своей не скрывал, что явно портило настроение любовнице, — несколько раз он ловил на себе ее разгневанный взгляд.

Часам к семи, однако, враждебность прекрасной дамы улетучилась, и она сама предложила ему пройти в роскошную спальню.

Словно вознаграждая его за недавний холод, Амелия в этот вечер была особенно обольстительна. Когда, крепко оплетенная его руками и ногами, она третий раз взимала с него любовную дань, по ее пылающему телу волной прошла спазматическая дрожь, а из груди вырвалось тихое рыдание. Она плакала от наслаждения… Прижав губы к ее груди, он страстно водил ими по нежной коже…

Внезапно, подняв голову с подушек, она укусила его в плечо так сильно, что он вскрикнул от боли. Но тотчас усмехнулся и, отирая платком струйку крови, спросил:

— Сегодня ты, кажется, довольна мною, Мела?

— Не совсем, — ответила она, странно глядя на него пылавшими глазами.

И, вынув из шкатулки на ночном столике длинную булавку с турмалиновой головкой, занесла ее над бедром любовника. Он помрачнел и, соскочив с постели, резко произнес:

— А вот этого я тебе не позволю ни в коем случае. Ты должна уразуметь раз и навсегда, что я тебе не Юстинка. Пора бы тебе отучиться от твоих диких выходок.

Словно от удара, Амелия сорвалась с постели и, прожигая его гневным взором, указала на дверь.