Андрей Фролов: Твое здоровье, мистер Гретшом

— Завязывай, Данилов, — Сергей выпустил в форточку струю дыма. — Знаю же, что хочешь поделиться. Не первый день знакомы. Давай, писатель, выкладывай.

— Короче, я в полном недоумении…

— Ты витиевато будешь книги писать, мне проще рассказывай, я ведь технарь.

— Блин, Серега, — Федор поморщился, но продолжил, — если проще, то полный абзац.

— Не дает?

— Я тебя умоляю… Казалось бы, душа в душу, понимаем друг друга с полуслова, а тут… Как кукла стеклянная. Красивая, но неживая. И ведь, засранка, не пожила еще ничего, а строит из себя умудренную годами даму. Мол, секс ее больше не устраивает вообще, и не во мне дело… Мол, себя в жизни не может найти. А то, что у нее одна из основных функций, инстинктов человеческих отключается, ее не колышет. Ей комфортно. А мне будет некомфортно вместе с ней, а значит, не стоит и пробовать…

Серега молча курил, не перебивая. Закончил, затушил окурок в пепельнице. Взглянул на Данилова, облизнул губы.

— Значит, не дает.

— Бляха муха, Серега, ты ни фига не понял…

— Все я понял. Отшила тебя куколка твоя хрустальная. Подловила на твоих собственных условиях. А ты, лопух, брать просто не умеешь. А может, и не нужно. Ну скажи, братан, зачем тебе этот геморрой? Эта вешалка с ушами? Чтобы опять сердце на кусочки исполосовать? Это же не женщина — это тамагочи натуральный! Ты его гуляешь, кормишь, поишь и лелеешь, а что в ответ? Ни фига, потому что симпатичный электронный тамагочи ничем тебя отблагодарить не может. Забей, короче. Пусть своим ухажерам-импотентам мозг сверлит. Пошли, накатим?

Но уже возвращаясь в комнату, наполненную смехом друзей, Федор понял, что больше не хочет пить. Он хотел лечь спать, причем не здесь, в Серегиной квартире, на матрасе и в спальном мешке, а дома, пусть и на диване. Только чтобы в соседней комнате спала она…

Друзья долго не хотели его отпускать. Отговаривали и шутили, прекрасно осознавая бесплодность своих попыток. Он все же вызвал такси и уехал домой.

Вошел, с самого первого мгновения окруженный ее запахами. Как когда-то, в те времена, пока они жили вместе. Нетвердой рукой закрыл дверь, включил свет. Некоторое время рассматривал ее сапоги, стоящие у порога. Deja vu, господа и дамы…

Разделся, пошатавшись по своей небольшой квартире. Дверь в спальню была прикрыта неплотно. Словно бы и не закрывала она ее, сама закрылась. Хочешь — входи. Но ты сам знаешь, что можно, а что нельзя…

А может, он и правда не умеет брать? Войти туда сейчас, и взять ее едва ли не силой? Показать, что все ее нелепые бредни про отсутствие интереса в сексе — пустой треп? Но его живое воображение тут же нарисовало картину: он сверху, обнимает и ласкает, а она смотрит мимо в потолок, покуривая тонкую женскую сигарету. С трудом удержав позыв рвоты, Федор зашел в свою комнату и плотно закрыл дверь.

На скалу, скорее на скалу, где собрались свои, знающие самые сокровенные мысли. Выдуманные и такие живые. Ждущие вестей о новых письмах из издательств. Наспех скинув одежду, Федор рухнул в постель. В следующую секунду теплый ветер песчаных скал ударил в его лицо, растрепал путаные волосы.

На этот раз пришли не все, так тоже бывало. Явились только те, кто ждал своей участи — героев опубликованных рукописей сегодня было не видно. А вот Собиратель явился в числе первых, и Федор сразу понял, что тому есть, что сказать.

«Я отправил „Бритвы“», — вместо приветствия начал Федор, на этот раз принимая сигарету из рук раскосого парня с внешностью героя аниме.

Данилов уже понимал, что скоро заснет, но хотел хоть немного пообщаться со своими творениями. А особенно — с Собирателем.

«Хорошо», — словно прочитав мысли автора, отреагировал тот.

А еще через секунду на площадке ни осталось никого, кроме них двоих. И ветра, поднимающего в воздух искрящиеся клубы серо-желтой пыли.

Федор не испугался, такое тоже происходило регулярно, причем значительно чаще, чем общие сборы. Курил, вальяжно развалившись на камне и разглядывая одетое в черное старика. Тот занимал неизменный пост у выступа скалы.

«Мой младший двойник имеет гораздо большие шансы», — безапелляционно заявил Собиратель через несколько минут тишины. — «Я верю, что он сумеет убедить издателя».

Федор сдержал улыбку. Отлично. Это значит, что и он сам в это верит. А это хорошо, рук опускать не стоит. Только вот когда он представил себе Собирателя, стоящего над столом главного редактора с раскрытой навахой в руке, стало еще смешнее.