Таша Волочаевская: Подлинная история Колобка

На этом месте мужичонка снова задрожал, что моя борода на осеннем ветру, и коленки свои тощие поджал. Ефрем его сбитнем подкрепил, и тот продолжил.

Пока вся деревня спала, колобки разом подскочили и — с окна на лавку, с лавки на пол, перепрыгнули через порог на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, и дальше покатились. Пока катились до лесной опушки, налипло на них всякого мусора так, что стали они вдвое, а то и втрое больше, да колючие, да грязные. В лесу они разделились и двинулись каждый своей дорогой, с каждым оборотом увеличиваясь в размере. Всех, кого встречали на своем пути, они с разгону давили и наматывали на себя, распевая веселую песенку и впитывая всеми своими порами мясцо да кровушку — поначалу червячков да змеек, потом птичек да малых зверушек и, наконец, человечков, забредших в лес по охоту да по грибы-ягоды. Всю весну они так раскатывали по лесу, пока не истребили все зверье в округе и не превратились в огромные кроваво-красные Колобы высотой с княжий терем. И к лету окружили они деревню Копни со всех сторон и скатали ее жителей, кто не успел сховаться или сбежать, с лица земли вместе со всей живностью. Вой собак, плач детей и треск костей раздавались над избами и огородами, кровавые узоры заплетались на деревенских улочках. Одного только Семена Пузана, нашего рассказчика, Колобы приняли за своего и обошли стороной. Долгие месяцы он прятался в чужих сараях да погребах, пока мы не нашли его.

— Вздор, — заявил поручик, осторожно оглядываясь по сторонам. — Суеверие.

Я аккуратно записал рассказ Семена, поражаясь разгулявшейся не в ту степь народной фантазии.

— А я, Владимир Иванович, хоть чудищ ваших народных и не боюсь, — прошелестел доктор, устраиваясь поудобнее на мягком матраце, — предлагаю все же завтра собрать наши пожитки и отправиться отсюда подобру-поздорову.

За рассказом никто не заметил, как спустились сумерки. За окном что-то шумнуло. Поручик вышел посмотреть.

1-го Июля 18… года

Третий день мы с Ефремом пробираемся лесом. Стараемся выбирать лес погуще, хотя Им и вековые сосны нипочем. От поручика остались только сапоги, за которые я пытался вытянуть его из-под гигантского Колоба, и сам при этом чудом остался жив. Если бы Ефрем не рубанул топором по бороде, которую уже засасывал Кровавый Колоб… А доктора вообще намотало, так сказать, на жернова судьбы, вместе с лебяжьим матрацем. Семен Тощий Пузан по привычке полез в погреб, и дальнейшая его судьба мне не известна. Удалось разобрать слова песенки, которую напевали катящиеся Колобы: «Я и бабушку пожрал, я и дедушку пожрал, я Ивашку пожрал, я и зайца пожрал, я медведя пожрал, я и старосту пожрал, а тебя, поручик, подавно пожру!»

Надеемся завтра добраться до волостного центра. Не знаю, стоит ли обнародовать сию кровавую баню… Да и кто поверит?

5-го Июля 18… года

Дорогой г-н Афанасьев!

Пишу Вам из экспедиции, в каковую направился два месяца назад по Вашему любезному наущению, и, как Вы изволили просить, посылаю Вам текст одного изумительнейшего устного народного предания о хлебном Колобке, на грамоту гражданскую переложенного:

Жил-был старик со старухою. Просит старик: «Испеки, старуха, колобок». — «Из чего печь-то? Муки нету». — «Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется». Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить…