Вадим Смиян - Месма

- Золотые слова, - едко заметил Прохор Михайлович. – Видимо, я должен тебя благодарить за столь твердые гарантии моей безопасности?

- Как хочешь, - небрежно ответила Августа. – Мне наплевать. А я к тебе по делу пришла.

С собой Августа принесла увесистый холщовый мешок и длинный узкий тряпичный сверток. И то и другое она положила на стол.

- Пироги, что ли, принесла? – спросил Прохор Михайлович.

- А ты пирогов захотел? Будут тебе пироги, только чуть позже… Больно ты быстрый, бабьими-то руками… Сначала кое-что сделаешь для меня.

- Господи… что же такого я могу для тебя сделать?

Августа оставила вопрос без внимания. Своими длинными, сильными пальцами она развернула тряпицу и вынула оттуда несколько тонких «корочек».

- Вот документы вчерашнего гостя нашего, - пояснила она. – Пришел как гость и ушел бы как гость – и все было бы нормально! Так нет же – ему понадобилось инспекцию у меня проводить! Вот и угодил прямиком ко мне на стол…

Августа развернула книжечку и прочла почти нараспев:

- Гущин Федор Иванович… лейтенант… третий пехотный батальон одиннадцатого особого мотострелкового полка… вот отпускное удостоверение… вишь, офицеры-то наши в отпуска даже ездят! Отпуск в город Краснооктябрьск на трое суток…

- Августа… - тихо спросил Прохор Михайлович. – Зачем ты это мне читаешь?

- Как зачем? – Августа подняла на него свои чарующие и глубокие, как осенние омуты, глаза. – Как зачем? Чтобы ты знал, Прохор, из чьего мяса пироги да котлеты будешь лопать! Чай, не беспризорник нынче попался, а целый лейтенант! Боевой офицер. Вот, кстати, и награды у него имеются… Имелись, то есть! Смотри-ка… медаль «За боевые заслуги»… орден Красной Звезды! Во как! Геройский лейтенант-то был! На фронт возвращался, за Родину хотел воевать. Да не доехал, вишь, он до фронта! Вместо окопов да полевых блиндажей придется теперь ему по моим кишкам круговороты совершать! Вот ведь какие выкрутасы-то судьба порой с людьми вытворяет – правда, Прохор?

Прохор Михайлович содрогнулся. Он даже не знал, что и ответить на такое… Фотомастер ощутил, как его снова начинает колотить нервная дрожь. Чтобы как-то успокоить себя, он спросил как мог непринужденнее:

- Ну и что ты собираешься делать с этим?..

- Документы в печь брошу вслед за формой и бельем! – сказала Августа просто. – А награды… награды сохраню! На память… а пока спрячу. Это трофеи мои будут…

Прохор Михайлович только головой покачал.

Между тем Августа продолжила разворачивать длинный сверток, и вытащила из него пистолет – тот самый, которым лейтенант угрожал им обоим вчера.

- А это… тоже твой трофей? – сдавленно спросил Прохор Михайлович.

- О, еще какой! – восхищенно воскликнула Августа. – Видишь, Прохор? Пистолет ТТ-33… Прекрасное оружие, между прочим! Тридцать восьмого года выпуска. И даже патроны к нему есть! Два магазина! Все себе заберу…

- Да ты обращаться-то с ним умеешь? – с некоторым негодованием спросил Прохор Михайлович. – Это же боевое офицерское оружие…

- Умею, Прохор, ты главное, не беспокойся, - ответила Августа, задумчиво глядя на него. – Я много чего умею из того даже, что тебе и не снилось! Понял?

- Будем считать, что понял, - сказал Прохор Михайлович, решив, что возражать будет по крайней мере неблагоразумно. – Но ты так и не сказала, по какому делу пришла…

Августа убрала пистолет обратно под тряпицу. Потом повернулась к Прохору Михайловичу.

- У тебя входная дверь надежно закрыта? – спросила она.

- Вполне… - отвечал фотомастер, не понимая еще, куда она клонит.

- Это хорошо, - сказала Августа. – Я хочу, чтобы ты меня сфотографировал. Сейчас, пока электричество еще не отключили…

- Ну так в чем проблема… давай я тебя сейчас и сфотографирую, - с легкой растерянностью отозвался фотомастер. – Прошу, мой аппарат готов…

- Ты не понял, - Августа улыбнулась такой улыбкой, от которой у Прохора Михайловича вмиг пересохло в горле. – Я хочу, чтобы ты сфотографировал меня… вот с этим!

Она запустила руку в принесенный ею холщовый мешок и вытащила оттуда за волосы отрубленную голову лейтенанта Гущина.

Прохор Михайлович невольно шарахнулся назад. От поразившего его шока он не мог вымолвить ни слова.

Августа небрежно помахала отрезанной головой своей жертвы прямо перед носом ошалевшего фотомастера. Прохор Михайлович едва перевел дыхание. Он не мог отвести взгляда от мертвенно-бледного, обескровленного лица, мотнувшегося перед его взором подобно маятнику. Оно было ужасно: зрачки остекленевших глаз были устремлены вверх и почти полностью закатились; черный провал рта зиял будто в предсмертном отчаянном крике…