Энни пропустила его высказывание мимо ушей. Надела соломенную шляпу, опустила лямку под подбородок и, легко перемахнув через перила, лихо вскочила в седло и лишь потом удостоила Нандо взглядом.
— Что скажешь? Неплохо для старушки?
— Когда вы станете старушкой, сеньора, — не спеша ответил тот, — я перестану выгребать дерьмо из конюшни и начну продавать дрянную бирюзу туристам в Санта-Фе.
Алмаз нетерпеливо затряс гривой. С гор опять потянуло теплым ветром, и они подставили ему лица.
— Опять говорит, — мрачно заметил Нан-до, покосившись на Энни.
— Откуда мне знать? Нандо покачал головой:
— А кто же тогда знает? Вы-то всегда знаете. Энни схватила поводья.
— Ничего такого, Нандо, я не знаю!
Она собралась уже причмокнуть, погоняя Алмаза, но Нандо хлопнул ее по сапогу:
— Ничего не забыли? — Он вытащил из заднего кармана фляжку и, усмехнувшись, заметил: — Нет дождя, нет и воды. — И засунул фляжку в украшенную серебром седельную сумку.
Поблагодарив его кивком головы, Энни направила Алмаза по боковой лужайке к проему в деревянной изгороди, которую в прошлом году покрасили в белый цвет. Она объехала ее кругом, чтобы проверить, не сохнет ли где трава.
Увы! Трава сохла, и сохла везде.
В свое время Берт установил очень дорогую, но, как оказалось, совершенно бесполезную подземную оросительную систему и подсоединил ее к одному из глубоководных колодцев на ранчо. Но трава редкий год выживала до конца лета. «И все же, — думала Энни, оставляя позади ранчо, — это лучше, чем ничего».
Все-таки у травы есть цвет.
Все-таки трава живая.
— Ну, хватит! — одернула она свою тень. — Хватит, Энни, перестань!
Правой рукой она держала поводья, левая лежала на бедре и слегка дрожала.
Стараясь отогнать печальные мысли, Энни принялась осматривать угодья: не повреждены ли ветром и ливневыми паводками деревянные мостки, перекинутые Бертом и Нан-до через арройо note 1, а их на тысяче шестистах гектарах земли немало. Она то и дело поглядывала направо, где возвышалась опаленная зноем бурая гряда, заслонявшая по утрам ранчо от беспощадного солнца. Словно обнажившийся узловатый корень гигантского древнего дерева, она тянулась вдоль новой двухполосной асфальтированной дороги. На восток дорога вела к автомагистрали, на запад — к Месе.
В резервацию.
Отсюда ее не видно.
Поодаль, метрах в восьмистах, гряда наступала на дорогу — высокая, сплошь заросшая колючим кустарником и островками жесткой травы (попробуешь сорвать — раскровенишь ладонь), усеянная камнями и вросшими в грунт валунами…
Словно стеной отгородила она резервацию от внешнего мира.
А может — мир от коночинов…
Но не для всех стена оказалась достаточно высокой и прочной.
И многие ушли из резервации — посмотреть, что там за стеной, какая жизнь…
Энни повезло: за стеной она обрела Берта и недолгую, но прибыльную карьеру в Голливуде. Другим жизнь за стеной принесла лишь боль и разочарования да могилу вдали от родного дома.
Алмаз вдруг шарахнулся в сторону, и Энни посмотрела на землю — нет ли поблизости гремучих змей. Самое время им выползать: солнце уже высоко, жарко — свернутся кольцами и замрут на теплых камнях в ожидании жертвы.
Да нет, змей не видно, но Алмаз внезапно встал на дыбы, явно давая понять, что не имеет ни малейшего желания идти дальше.
И тут Энни увидела ястребов., Хищники (их было пять) довольно низко кружили над дорогой. Энни чертыхнулась и направила коня в ту сторону. У нее на ранчо осталось совсем мало скота: после смерти Берта она продала почти все стадо и уже давно его не пополняла. Время от времени какая-нибудь из оставшихся коров умудрялась пролезть сквозь колючую проволоку, ограждавшую выгон, и, заблудившись, падала в арройо или становилась жертвой гремучки, а иногда просто не могла найти воду и траву и, обессилев, погибала от жажды и голода.
Подъехав поближе, Энни заметила за своим забором, граничившим здесь с дорогой, припаркованный на песчаной обочине фургон. Разглядеть его как следует мешало дымчатое марево над раскаленным асфальтом.
— Ну, что скажешь? — обратилась она к Алмазу. — Может, это туристы?
Пустыня, раскинувшаяся за горами Сандиа, привлекала своей необычной суровой красотой: голая и бесплодная, с редкими и потому особенно яркими мазками цвета, она таила в себе опасность. Иной раз заедет сюда турист, чтобы прогуляться, поразмять ноги, полюбоваться пейзажем, и, не рассчитав силы, зайдет слишком далеко — в такую жару нелегко оценить расстояние.
Читать дальше