Крис Картер: Змеиная кожа

Так, не заметив, похоронили эпоху, проводив ее все тем же костяным звоном.

Теперь торжественные обряды устраивались нечасто. Многие краснокожие приняли христианство, сменив веру отцов на истинный свет тусклых восковых свечек. И когда умирал индеец, тело отдавали в крематорий — поменяв одежду и веру, сменив язык, пристрастившись к спирту и дурманящему неоновому блеску реклам, индейцы так и не приучились оставлять тело червям.

Серые от старости бабки зловещим шепотом рассказывали внукам о выкарабкавшихся из-под земли трупах, поднятых загадочной силой Маниту. Пожилые индеанки проходили мимо церковного кладбища, зажав в руке амулет и шепча заговоры. И только к памятникам относились хорошо — чем тяжелее камень, тем сложнее будет выбраться из-под него.

Последний раз, когда индейцы сошлись на церемониальном холме, хоронили вождя племени, седого, опухшего от пьянства старика. Теперь, спустя восемь лет, старейшины провожали в верхний мир известного дебошира и пьяницу Джо Змеиную Кожу. Джо получил свое имя за скользкий характер, ядовитые фразы и удивительное умение выходить сухим из различных переделок. Его не любили, заслуженно считали лицемером. И если Гвен могла найти себе друзей, то Джо был обречен на вечное одиночество. Скука утомляла молодого парня, и, чтобы хоть как-то развлечься, он начал ссору с Паркерами, чьи земли вплотную подходили к резервации кроу.

Развлечься не удалось. Помост, груда хвороста под ним. И тело, оттаивающее под неярким солнцем.

Малдер остановил машину, протянул руку Скалли и помог ей выбраться наружу.

— Помнишь, я показывал тебе старейший «секретный материал»? — спросил он.

Скалли кивнула.

— Члены экспедиции Льюиса и Кларка писали, что видели индейцев, которые могли превращаться в волка.

Скалли тут же увязла в жидкой после недавнего дождя грязи и старательно пыталась выкарабкаться на сухое место, не запачкавшись по колено. Наконец она нашла бугорок, встала на него и, повернувшись к напарнику, ответила:

— Малдер, это давно известный факт. Называется ликантропия. Разновидность безумия, — Дана пожала плечами, не понимая, о чем вообще может идти речь, если напарник не знает таких элементарных вещей. — Иногда человек считает, что в состоянии превратиться в волка. Это сумасшествие было широко распространено в Европе, во время .охоты на ведьм. Дошло до того, что один из таких «волков» бегал по всей Германии и разрывал женщин металлической вафельницей. Но в Америке… — Дана задумалась, потом, так и не вспомнив, пожала плечами. — Первый раз слышу. И в конце концов, не считаешь же ты, что человек действительно превращается в волка? На физиологическом уровне?

Она посмотрела на Малдера, тот стоял, опустив голову, руки устало обвисли. Казалось, даже пуговицы на пиджаке ужасно утомлены.

— Но куда ты денешь улики? — наконец спросил он. — Звериные следы, куски кожи, человека с зубами животного…

Скалли, которой это расследование с самого начало показалось не слишком интересным, недоуменно пожала плечами:

— Ну хорошо, предположим, что Джо приобрел откуда-то сверхъестественную способность превращаться в зверя.

Она сорвала стебелек полыни, растерла пальцами. Поплыл горький, пряный запах, чужой и настораживающий.

— Но Змеиная Кожа мертв, — лаконично добавила она и отбросила полынь в сторону. — Джим Паркер застрелил его.

Скалли говорила, скорее, сама с собой, пытаясь разобраться и решить, как поступить дальше.

Малдер стоял рядом, не мешая ей высказываться. Он лишь иногда кивал, соглашаясь с такими неоспоримыми фактами, как смерть Джо.

— Очень скоро от Джо останется только дым. Все, загадка кончилась, — Скалли развела руками.

— Надеюсь… — тихо произнес Малдер.

Малдер и Скалли наконец-то взобрались на вершину холма, где, аккуратно закутанный в белую ткань и заботливо украшенный перьями, лежал труп Джо. Мягко притоптывали в ритуальном танце седые индейцы. Расшитые дикобразовыми иглами мокасины шлепали по влажной земле, задавая ритм. Большой обтянутый кожей барабан гулко ухал, а иногда негромко поскрипывал, потревоженный искусными пальцами барабанщика. Неожиданно в сером месиве, покрывающем небо, просветлело. Показалось солнце. Тонкий, робкий луч— скользнул по холму, задел костяной бок барабана, засветился ореолом в белых перьях. Колокольчики, привешенные к штанам и рукавам и даже вдетые в ноздри, тихо позванивали.

Малдер и Скалли поднялись на холм, встали в сторонке, наблюдая за происходящим. Долгий, гортанный вой пронесся по равнине, всколыхнул стайку трясогузок. Далекое эхо отозвалось ответным криком. Старейшина, выстукивающий ритм, подхватил вой. Один за другим присоединялись голоса, сплетались, создавая причудливую мелодию. Гул барабана перемежался звоном колокольчиков и печальным стоном старейшин. Или, последний шаман племени кроу, вышел в круг, притоптывая в каком-то странном прерывистом ритме. Песня сорвалась с губ, сгустилась над холмом, прикрыв всех невидимым куполом. Дикий, звериный вой, последняя скулящая просьба, сладострастный стон проступали в песне, неотделимые друг от друга и от этого еще более явственные.