Крис Картер: Молния («Д.П.О.»). Файл №305

— Но потом я понял: есть путь к спасению… — восторженно заливался телевизор. — Любой может быть прощен, если впустит в свое сердце Христа, если скажет…

— Мама, почему ты смотришь эту чушь?

Дарин взглянул на телевизор, почувствовал сложное переплетение проводов. Вот бежит будущий звук, а это картинки. Освальд, оставаясь неподвижным, потянулся к проводам, поймал поток, колкой волной бежавший по металлу. Телевизор вздрогнул, изображение на экране поменялось. Длинноволосый певец яростно скакал по сцене, зажав под мышкой поломанную электрическую гитару.

Освальд перевел взгляд на маму, а потом коснулся ее, как только что касался сложного прибора. Она была много сложнее: сотни, да что там — миллионы слабых потоков струились по ее рукам, переплетались около позвоночника, загадочно клубились в голове. Он может все это сломать. Но поменять… Нет, поменять не может. Заставить полюбить себя или хотя бы показать, что он не дурак, как думают все вокруг. Кроме… Кроме Шэ-рон. Шэрон так не думает… Она считает его человеком. И если бы не Фрэнк… А мама его не любит. Он помнит, когда его впервые привели в школу. Папа тогда уже ушел, а мама не захотела отправлять ребенка учиться. Сказала, что идиотов отдают в закрытый интернат. Его провожала соседка. Пятнадцать минут от дома. Все дети были с цветами, в новой отглаженной одежде. А ему было безумно стыдно не за то, что он плохо одет и что у него дырка на коленке. Нет, ему было стыдно, что его ведет не папа и не мать, даже не бабушка, а совсем чужая женщина.

В школе его побили. Это было совершенно непонятно. Мальчишки, которые так здорово играли на перемене… Сначала они прогоняли его, потом уходили сами, как только он хотел поиграть в «классики» или «ступени». А потом… Они играли в «камушки». Плоский голыш, служивший битой, с хрустом ломал воткнутые в песок сухие камышины. Дарин стоял, смотрел с тоской… Потом не выдержал и пошел к ребятам. Нога в маленьком стоптанном башмачке ненароком смяла палочки. Одноклассники молча смотрели, как он подходит, а потом все так же молча повалили его и стали топтать. Дарин помнил только острый камень, вонзившийся в щеку. До сих пор шрамчик остался.

И хотя матери было наплевать на сына, она все-таки пришла жаловаться. Слишком уж страшно выглядел ребенок. Все тело покрыто синяками, губы расквашены, два оставшихся молочных зуба выбиты. Дарин помнил, как мама держала его за руку. Последний раз в жизни. Он стоял перед огромной учительницей и все боялся, что его накажут. Не наказали. Учительница, сама напуганная до смерти, взволнованно объясняла маме:

— Он спускался с третьего этажа. А там уборщица как раз пол помыла. Никто и заметить не успел. Он, наверно, поскользнулся и упал вниз, по ступенькам. А под конец ударился о батарею, — женщина судорожно комкала шелковый шарфик.

Дарин стоял, смотрел на лестницу с ажурными чугунными перилами и прибитыми поверху плашками, чтобы дети не катались. Стоял и мучительно пытался вспомнить, когда же он падал с лестницы. А ведь падал, раз учительница говорит.

Освальду вдруг безумно захотелось оборвать что-нибудь в струящихся перед ним потоках: например, перервать вот этот ручеек, так ритмично пульсирующий. Он чувствовал, как все его существо тянется, стремится вперед — сломать, прекратить, остановить. Нельзя. Мать.

Дарин судорожно втянул воздух, луковый запах bq рту исчез, оставив только гнилостный привкус с еле заметным металлическим оттенком. Мир снова стал нормальным: комната, телевизор, толстая женщина, сидящая в кресле. Вот она повернулась, разлепила губы, стряхивая налипшие крошки. Дарин услышал неприятный тонкий голос:

— Дари! Перестань баловаться с «ленивцем»!

Мать уперлась рукой в кресло, собираясь подняться. Под рукой хрустнул пульт дистанционного управления. Женщина медленно опустилась обратно, посидела в нерешительности, а потом принялась судорожно нажимать на все кнопки подряд.

— Мама, сходи в театр, ты давно не была в театре, — устало сказал Дарин. Посмотрел на телевизор. Экран мигнул и погас.

Женщина встала и, держась за сердце, побрела к кровати.

«Всегда она так», — с раздражением подумал Дарин. Достал из ящика пятерку, собираясь пойти купить пива.

— Эй, ты дома? — раздался крик за окном. Дарин прошел по коридору, распахнул дверь на улицу. Зеро охнул и, держась за разбитый лоб, отступил на шаг.

— Ну?

— Пошли пиво пить, — очухался Пустышка.

— Не пойду я с тобой, — зло ответил Да-рин.