Крис Картер: Розыгрыш. Файл №220

— Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых. Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твое, надейся на Господа.

Гроб шевельнулся.

Птицы уже иссякли, их оказалось всего лишь двадцать семь. Краем глаза Скалли уловила невероятное шевеление на лужайке — и сердце у нее оборвалось.

Желваки Молдера будто попытались выпрыгнуть из скул.

Пастор лихо захлопнул Библию немного испачканным в травяной зелени большим пальцем правой ноги и заговорил, ничего вокруг себя не замечая, уже почти неофициальным, всего лишь дружески проникновенным голосом:

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память и проводить в последний путь Джеральда Глэйсбрука, Человека-крокодила, любимого мужа, заботливого отца и надежного, верного и радушного друга, великого циркача.

Гроб встряхнулся и сделал попытку ползти.

Миссис Глэйсбрук медленно встала. Пришибленный пыльным мешком беременный гранд-красавец втянул голову в плечи и обеими руками обхватил свой одетый-обутый живот, плотнее прижимая его к себе — ни дать ни взять молодая мама, при первых признаках тревоги пытающаяся защитить младенца от всех возможных напастей.

Потом вспомнил и о себе — и одной рукой торопливо достал фляжку.

— Мы скорбим не только об окончании его земного пути, извилистого и тернистого, как у всякого гения. Мы скорбим о том, что безвременно угас его дар, доставлявший столько радости и восхищения нам, коллегам. Мы скорбим о том, что Джерри, снискавший себе мировую славу демонстрацией освобождений и побегов в самых невероятных ситуациях, из самых плотных уз и тенет, не сумел избежать своей участи в тот самый миг…

Гроб шумно и размашисто заходил ходуном, и не замечать этого стало уже невозможно. Кряжистый человек в форме шерифа бросился к нему и ухватился за ручку сбоку, пытаясь то ли оттащить гроб в сторону, то ли утихомирить и призвать к порядку…

Гроб игриво вырвался.

— Да помогите же мне! — гаркнул шериф, и лишь тогда стало ясно, что происходит действительно нечто неожиданное. Неожиданное не только для пришлых агентов, но и для всех, кто собрался здесь отдать мистеру Глэйсбруку дань последнего уважения. Стоило лишь посмотреть на их лица. Стоило посмотреть, как некая старушка во втором ряду, аккуратная и вполне человекообразная, лишь закругленная какая-то и с неразборчивым лицом, опасливо поджимает маленькие ножки, чтоб они не касались земли…

К шерифу бросились на помощь. Трое мужчин отволокли гроб на пару ярдов в сторону, и тогда стало ясно, что обитель последнего успокоения безвременно усопшего Человека-крокодила прыгает и веселится не сама по себе.

Из-под земли будто лез сам Сатана.

Скалли, сохраняя невозмутимую неподвижность, тихонько пискнула горлом.

Травяной покров выгнулся наружу горбом, нарывом — а потом нарыв лопнул, комья земли полетели в стороны, и на свет Божий показалась вымазанная в земле, отчаянно пытающаяся за что-то зацепиться — или кого-то ухватить? — рука.

Все ахнули как один человек. Кто-то вскочил, кто-то уронил стул, кто-то упал со стула. Только Молдер и Скалли сидели, словно изваяния. Оба боялись показаться смешными — и в головах у них совершенно одинаково билось нелепое: а может, здесь так и надо?

Когда стало понятно, что так не надо, было уже поздно. Вскакивать поздно, ахать поздно; помогать шерифу — тоже поздно. Приходилось и дальше изображать статуи. Только Скалли приоткрыла рот, а Молдер страдальчески изогнул брови.

Потому что из земли, чуть задыхаясь, вылез смешной, козлобородый и длинноволосый человек в замызганной футболке и потрепанных, пятнистых от грязи джинсах, с молотком в одной руке и здоровенным, толщиной в палец, гвоздем в другой. Он расставил ноги пошире, встал в картинную позу и заорал:

— Поскольку я лично не имел чести близко знать усопшего, мне не подобает говорить длинных речей. Я уверен, он был достойным и милым человеком, и так далее, и так далее. Но он, к тому же, был мне собратом в самом прямом смысле этого слова. Как поклонник и наследник его незаурядных дарований, я собираюсь произвести номер экспромтом в его честь. Сейчас самое время!

И, прежде чем кто-либо успел понять, что сейчас произойдет, козлобородый патлач приставил гвоздь себе к груди и так шарахнул молотком по его просторной шляпке, что брызнули искры, отчетливо полыхнувшие даже в ярком свете южного солнца. Звук был такой, словно ударили в рельсу.

Футболка мгновенно окрасилась кровью. Козлобородый взвыл и зашатался.