Стивен Кинг - Круг оборотня

Между тем камеры телеоператоров раз за разом переключаются на огромный, освещенный изнутри шар на крыше «Эллайд Кэмикал Билдинг» на Таймс-сквер. Истекают последние минуты старого года, и собравшаяся на площади толпа восторженными криками провожает его. В углу гостиной у противоположной стены стоит рождественская елка, полузасохшая, с побуревшими иголками, выглядящая необычайно грустно без подарков и украшений.

— Марти, ничего… — начинает дядя Эл, и в то же мгновение большое окно спальни со звоном разбивается снаружи, разлетаясь на тысячи мелких осколков, и внутрь дома врывается холодный, завывающий ветер, тучи неистово кружащихся снежинок… и Зверь.

На долю секунды Эл замирает, пораженный, испуганный, все еще неверящий в реальность происходящего. Он огромен, этот Зверь. Рост его не менее семи футов, хотя он так сильно наклоняется вперед, что передние лапы почти касаются ковра. Единственным зеленым глазом, ужасно вращающимся и сверкающим ( Как и говорил Марти, оцепенело повторяет про себя дядя Эл, Все именно так, как он говорил ), он обводит комнату… и останавливает его на Марти, неподвижно сидящем в своем кресле. Зверь прыгает на мальчика, и из его груди и широко раскрытой пасти со здоровенными, угрожающе торчащими желтыми зубами, вырывается раскатистый торжествующий вой.

Хладнокровно, лишь едва заметно изменившись в лице, мальчик поднимает в руке кольт тридцать восьмого калибра. Он кажется очень маленьким в своем кресле, а ноги его и вовсе напоминают тоненькие прутики внутри мягких, потертых джинсов. Невероятно, но несмотря на яростный волчий вой, пронзительный свист ветра, шум в голове, вызванный мыслями о том, что, должно быть, он бредит (ибо разве подобные вещи случаются в реальном мире?), Эл слышит голос племянника, говорящего:

— Бедный, старый отец Лоу! Я постараюсь освободить тебя.

В тот момент, когда оборотень прыгает, вытянув вперед ладони с длинными, острыми когтями, Марти стреляет. Из-за небольшого количества пороха в патроне хлопок выстрела звучит на удивление тихо, словно стреляли из духового ружья.

Однако рев Зверя неожиданно срывается на еще более высокую ноту, переходя в визг. Выстрелом его отбрасывает назад, и он ударяется о стену, пробивая в ней плечом сквозную дыру. Висящая на стене картина срывается и, упав ему на голову, скатывается по скользкой шкуре на пол, расколовшись пополам. Кровь обильным потоком стекает по свирепой, покрытой густой шерстью морде, на которой выделяется дико мечущийся из стороны в сторону зеленый глаз. Волк медленно, пошатываясь, приближается к Марти, рыча, сжимая и разжимая когтистые ладони и щелкая зубами. На губах у него пузырится кровавая пена. Марти держит пистолет двумя руками так, как маленький ребенок держит чашку. Он ждет, ждет… и когда Зверь вновь бросается на него, с силой жмет на курок. Точно по мановению волшебной палочки единственный глаз оборотня гаснет, как огонь свечи, задутый шквальным порывом ветра! Волк кричит и пытается вслепую доползти до окна, однако запутывается головой в занавесках, раздуваемых ветром, и Эл видит кровавые бутоны, расцветающие на белоснежной ткани. В ту же секунду шар в телевизоре становится огромным и заполняет собой весь экран.

Оборотень падает на колени, и тут же в гостиную врывается отец Марти в ярко-желтой пижаме с дико выпученными глазами. Эл, по-прежнему сидя на кушетке, продолжает стискивать в руке свой «Магнум» сорок пятого калибра. Он даже и не думал поднимать его.

Зверь валится на пол всем телом… дрожит… и умирает.

Мистер Кослоу смотрит на него, широко открыв рот.

Марти поворачивается к дяде Элу, держа в руке дымящийся пистолет. На его лице застыло выражение, в котором смешались усталость и… покой.

— С Новым годом, дядя Эл, — говорит мальчик. — Он мертв. Зверь мертв. — И вдруг он начинает плакать.

На полу, под покровом из лучших занавесок миссис Кослоу со зверем происходит странное превращение. Шерсть, покрывавшая его лицо и тело, чудесным образом втягивается внутрь сама по себе. Далеко оттянутые назад губы смыкаются, пряча на глазах уменьшающиеся в размере зубы. Когти на ладонях словно испаряются, превращаясь в ногти, наполовину обкусанные и изгрызенные.

На полу лежит преподобный отец Лестер Лоу, завернутый в окровавленный саван из занавесок, а над ним поток ветра из разбитого окна беспорядочно кружит снежную пыль.

Дядя Эл подходит к племяннику и успокаивает его, пока отец Марти таращит глаза на обнаженное тело священника, а мать вползает в комнату, держась рукой за воротник халата. Эл обнимает мальчика и крепко прижимает его к себе.