Майк Аллен - Ее несколько акров игровой лужайки

Я не давал тебе вспоминать, сказал этот двойник, но ты не успокаивался. Какая-то часть тебя постоянно сражалась со мной, стараясь все вспомнить. Но когда ты вспомнишь, то поймешь, почему тебе снова придется все забыть. Понимание означает безумие. Голос мужчины, голос его второго "я", был тем голосом, чей шепот он слышал в моменты сильного волнения.

Его оберегающее "я" продолжало говорить, но Делмар уже не слушал, потому что новый голос отвлек его, забормотав что-то прямо в ухо. Это снова была Меган, он почти чувствовал, как ее губы касаются кожи:

— Не слушай, папа. Он не помешает тебе узнать.

Делмар смотрел, как на экране он согнулся, чтобы нарисовать в центре круга вторую, меньшую окружность, размером примерно с люк. Это был мучительный, медленный процесс, занявший некоторое время даже при ускоренном воспроизведении, а мельтешение в тенях за окном, становилось все более безумным, невероятным и непостижимым. Часто казалось, что мать, которая, как согласился его разум, была Линдой, должна была быть Линдой, с трудом удерживает девочку в пределах круга.

Пока Делмар смотрел запись, окружающая его обстановка начала таять. Вскоре не осталось ничего, кроме мерцающего на стене тумана изображения и голоса Меган.

— Милый папа. Не переживай, потому что я все равно люблю тебя. Я все понимаю. Ты пытался сделать добро с помощью зла, но для того, чтобы использовать зло, самому надо быть злым. Но ты поступил так потому, что любишь нас, а любовь может одновременно быть и доброй, и злой.

Скорость записи снова стала нормальной. Черно-белые Делмар и Линда о чем-то спорили. Она впала в истерику, напуганная его яростной жестикуляцией. Незамеченное никем из них, окно на дальней стенке задрожало. Потемнело. Казалось, что оконная рама обрастает чудовищными волосами.

Голос слегка изменился, он по-прежнему звучал по-детски, но теперь в нем были зрелость и знание:

— То, что ты собирался сделать, требовало столько сил, что никогда, никогда бы не сработало без невинной крови. Я знаю, папа. Я знаю.

На экране он закричал — из-за абсолютной тишины лицо показалось гротескно искаженным — и жена толкнула к нему дочь. Он схватил девочку за запястье и достал нож. Окно, на которое по-прежнему не обращали внимания, приоткрылось, совсем чуть-чуть, и проникшие в комнату волосы-щупальца начали утолщаться и вытягиваться, свиваясь в ленты и веревки. Что-то громадное просачивалось сквозь щель в окне, стекая по стене жидкой глиной.

— Мне надо было бы быть поумней, папа. Не надо мне было так бояться.

Изображение вышло из фокуса, экран словно раскололся напополам, и левая и правая его части не были синхронизированы между собой. На одной половине Делмар, всхлипывая и бормоча заклинание, держал над внутренним кругом кровоточащую руку своей дочери, и черные линии пробуждались к жизни, начинали сиять и гореть по мере того, как на них падала кровь. На второй половине оконная рама выгнулась дугой, в потом стекло разлетелось на кусочки, и скользкая студенистая масса, покрытая густыми волосами, протолкалась в проем, на ходу превращаясь в скопище жадных миножьих пастей и лишенных век человеческих глаз.

Угловая камера снова смотрела на то, как невообразимо ужасная тварь приземлилась на обломки и пружинисто подскочила на месте — и как это существо словно налетело на стену там, где проходила линия внешнего круга. Оно будто врезалось в изогнутое аквариумное стекло. Тварь не шарахнулась от преграды, но повисла на ней, прилипнув к невидимой стене, как втиснутый в тесную банку тарантул, и раскинула вокруг своего извивающегося тела дюжины конечностей, напоминая паука, вырвавшегося из галлюцинаций шизофреника.

Делмар отпустил руку дочери. Он опустился на колени около круга, положив рядом книгу. На шее у него проступили жилы, становясь все заметней по мере того, как он читал заклинание. А маленькая девочка увидела зависшую в воздухе жуткую тварь. И закричала. И бросилась бежать. Прочь от центра круга. Она выбежала из поля зрения невидимого подпотолочного наблюдателя, а тварь быстро, очень быстро поползла по прозрачной преграде, и Линда просто не успела схватить дочь.

Все это время он слышал шепот Меган:

— Разве ты не хочешь узнать, почему мы так любим тебя? Потому что ты такой же, как мы, как один из нас, часть нас, как мы — часть тебя. Мы сожрали тебя, видишь ли. Ты заставил это заклинание работать, магией, извлеченной из моей крови, ты превратил чудовище в мамочку и меня, но мы все равно остались чудовищем, и оно по-прежнему в тебе, всегда было в тебе, меняло тебя изнутри, одну клеточку за другой, потому что твое заклинание не может защитить тебя от такой малости.