Гильермо дель Торо: Закат

По получении текста король приказал немедленно бросить старого раввина в темницу, а таблички — уничтожить, вместе со всей библиотекой ученого и его священными реликвиями. Таблички были превращены в пыль, а манускрипт — приговорен к заточению в склепе, где уже таилось немало запретных сокровищ. В 1671 году фаворитка Людовика XIV маркиза де Монтеспан, жадно охочая до всего оккультного, тайно организовала изъятие манускрипта из склепа, после чего он оставался в руках Катрин Ла Вуазен, повитухи, колдуньи и конфидентки маркизы, — вплоть до момента изгнания де Монтеспан, последовавшего в связи с ее причастностью к истерии, поднятой вокруг дела об отравителях.

В 1823 году книга ненадолго всплыла на поверхность, объявившись во владении печально известного лондонского развратника и любителя словесности Уильяма Бекфорда. Манускрипт фигурировал среди книг библиотеки Фонтхиллского аббатства; это аббатство служило Бекфорду дворцом утех — там была собрана большая коллекция естественных и противоестественных диковин, запретных книг и шокирующих произведений искусства. Гигантский дом аббатства, выстроенный в неоготическом стиле, а также все, что в нем находилось, были проданы в уплату долга некоему торговцу оружием, после чего книга снова исчезла из виду — примерно на сотню лет. В 1911 году она была ошибочно — а может, исподтишка — выставлена на аукционе в Марселе под названием «Casus Lumen», [2] Casus lumen (искаж. лат.) — падение или гибель света. однако манускрипт никто так и не предъявил для осмотра, а сам аукцион был спешно прекращен ввиду загадочной эпидемии, охватившей город. Все последующие годы считалось, что манускрипт уничтожен. И вот он — совсем рядом, прямо здесь, в Нью-Йорке.

Но — пятнадцать миллионов долларов?! Двадцать пять миллионов?! Найти где-нибудь такие деньги просто невозможно. Должен быть какой-то другой путь…

Самым большим страхом Сетракяна — страхом, которым он не осмеливался ни с кем поделиться, — было то, что битва, начавшаяся столь давно, уже проиграна. Что все происходящее — эндшпиль, и королю рода людского грозит неминуемый мат, но человечество упорно пытается сделать несколько оставшихся ходов на всемирной шахматной доске.

Сетракян закрыл глаза, пытаясь совладать с гулом в ушах. Гул никуда не делся — по сути, он только усилился.

Таблетка никогда не действовала на него таким образом.

Едва осознав это, Сетракян замер. Потом поднялся на ноги.

Это была вовсе не таблетка. Гул шел отовсюду. Низкий, плохого качества, но звук все же присутствовал — и не внутри Сетракяна, а вовне.

Ясно. Они были не одни.

«Мальчик!» — подумал Сетракян. С величайшим усилием он оттолкнулся от кресла и направился к комнате Зака.

Тук-тук-тук…

Это мама шла за своим мальчиком.

Зак Гудуэдер сидел скрестив ноги на крыше здания, в котором размещался ломбард Сетракяна. На коленях у него лежал раскрытый папин ноутбук. Зак забился в самый угол крыши — это было единственное место, где он мог пользоваться Интернетом, тайком подсоединившись к незащищенной домашней сети какого-то юзера, жившего по соседству в том же квартале. Беспроводная связь была очень слабой — индикатор сигнала показывал всего один-два квадратика, — поэтому поиск в Сети шел с черепашьей скоростью.

Заку запрещалось пользоваться папиным компьютером. Вообще говоря, предполагалось, что сейчас он уже спит. Но у одиннадцатилетнего мальчика и в обыкновенной-то обстановке были проблемы со сном — его мучила бессонница, причем уже с давних пор, и этот факт ему некоторое время удавалось скрывать от родителей.

Зак-Бессоньяк! Так звали первого супергероя, которого он создал. Это был восьмистраничный комикс, авторство которого полностью принадлежало Закари Гудуэдеру: он его написал, нарисовал и начертал красивым шрифтом все слова — сначала карандашом, а потом тушью. В комиксе шла речь о подростке, который по ночам патрулировал улицы Нью-Йорка, срывая планы всяческих террористов и загрязнителей. И террористов-загрязнителей. Заку никогда не удавалось правильно нарисовать складки одеяльной накидки, но лица получались вполне сносно, а мускулатура выходила совсем хорошо.

Сейчас город особенно нуждался в Заке-Бессоньяке. Сон был роскошью. Роскошью, которую никто не позволил бы себе, если бы все знали столько, сколько знал Зак.

Если бы все увидели то, что видел он.

Считалось, что Зак спокойно дрыхнет себе в спальном мешке с гусиным пухом в свободной спальне на третьем этаже. В комнате пахло как в чулане, как в той комнате с панелями из старого кедра, что была в доме его дедушки и бабушки, — комнате, которую больше никто не посещал, за исключением разве детей, любящих все вынюхивать и разведывать.