Генри Олди - Книга Тьмы

Живые мертвецы… люди, в которых умерла личность…

— …Что касается меня, то я никак на это не отреагировал. Услышал крики, увидел, как эти ребята ловко расправляются с санитарами, и решил воспользоваться данным обстоятельством в личных целях. — Тихий хмыкнул. — Короче, слинять. Хотя до недавнего времени я надеялся, что примерным поведением заслужил право на досрочное освобождение. Во всяком случае, из отделения для буйных со всеми его «прелестями» меня перевели к тихим хроникам. А когда все началось, я думал только о том, что могу хоть ненадолго вырваться на свободу. Пусть это глупо и нелогично, но я полжизни… да нет, весь ее остаток… отдал бы за то, чтобы получить возможность пусть несколько часов, но просто послоняться по улицам, самому выбирая путь, любуясь на дома, на беззаботные, нормальные человеческие лица… Конечно, меня поймали бы, так я рассуждал, но что-то в памяти я бы унес и жил этими воспоминаниями годы. Вот так… Когда я увидел, что путь свободен, то ринулся к окну, вскочил на карниз, прошел до следующего окна и увидел «веселую» картину… Думаю, уточнять не стоит. Я повисел немного на лестнице, обдумывая, что стряслось (ведь я все же не провидец, чтобы вы там ни говорили), ну и пустился в обход, пока не наткнулся на Алу. Дальше расспрашивайте ее. Закончилось дело тем, что мы отправились к ней домой… Вот уж чего я не ожидал, так это того, что моя свобода окажется столь мрачной…

— Он не все сказал, — тихо добавила Альбина. — Он долго ходил по карнизу в поисках тех, кого можно спасти… Но его пугались еще больше, чем констрикторов. У нас ведь сумасшедшие ходят в синих пижамах!

— Бросьте, Ала! — Тихий расхохотался. — Вы просто представьте себе нормальную реакцию любого нормального человека, которому в окно лезет сумасшедший — а что еще должны были подумать те, кого я видел? — и требует, чтобы они следовали за ним, иначе их сейчас придушат! Я не кретин, но у меня тогда просто не было времени сообразить, как такое «спасение» выглядит со стороны. В своей неудаче виноват только я сам… Впрочем, сбрось я пижаму и явись голяком, это тоже вряд ли вдохновило бы их на подвиги!

— Господа, вы все здесь? Это хорошо! — перебил неожиданно вошедший в комнату Рудольф. — Вот, позвольте представить вам одного человека… Анна, пройдите вперед. Здесь наш медпункт, а это Ала, та девушка, с которой вы будете работать… Все же нам не хватало врача с высшим образованием. Так, Эльвира, вас тоже надо представлять или познакомитесь сами? Анна — удивительный человек и, может быть, вскоре совершит невероятно…

Все уставились на невысокую полную женщину лет сорока с жидкими, почти белыми волосами.

— Не надо, — смущенно потупилась Анна.

— Нет, подождите. — Рудольф привлек Альбину к себе и положил руку ей на плечо, как бы напоминая, что он о ней не забыл. — Анна пытается вылечить больного констрикторизмом, и ей удалось, по крайней мере, приостановить дальнейшее развитие болезни. Надеюсь, Ала, ты не станешь возражать, если я предложу поместить этого человека в твой медпункт?

— Зато я стану, — возразил Тихий. — Вы что, хотите притащить больного сюда?!

— Речь идет о ребенке, — осадил его Рудольф, — и он будет здесь! Как бы ни была заразна болезнь, у медицины есть способы предохранения от инфекции. Если вести себя разумно, никто из нас не заболеет… Во всяком случае, из-за этого несчастного — все мы имели тысячу возможностей подцепить эту дрянь раньше. И я уже принял решение, независимо от того, нравится оно кому-то или нет. Если есть шанс, его надо использовать. Вы же сами слышали, медики в столице еще не имели дело с живыми больными!

Анна смотрела на Рудольфа с благодарностью и страхом одновременно. Его лицо выражало непоколебимую решимость. Собравшийся было что-то возразить Тихий приоткрыл рот, но тут же закрыл его снова.

— Уважаю, — четко выговорила Эльвира. — Где этот больной?

— Он… — Голос Анны оказался тонким и слабым, словно не она, а кто-то другой недавно кричал с балкона. — Это совсем мальчик… шесть лет. Он у меня дома… Это рядом. Я сама его приведу.

— У вас будут помощники. — Рудольф отпустил Альбину и зашагал по коридору.

Анна засеменила следом.

Колючая проволока напоминала Артуру паутину, но чем именно — он никак не мог понять. Что-то тягостное, неприятное чудилось в оцепленном пейзаже.

В армию Артур уходил со скрипом, пытался «закосить», но его накрыли, и хорошо еще, что все обошлось мирно. Больше всего он жалел, что не успел достаточно прочно примкнуть ни к одной из сект: одинокому противнику милитаризма в целом и всех убийств как таковых в частности невозможно доказать свою моральную непригодность для службы в армии, любые его попытки отвертеться принимались за банальную трусость (или осторожность умного ловкача, которому не повезло). Скрепя сердце он пошел-таки служить, втайне надеясь, что ему придется только играть в убийство, только «репетировать» его и никогда не направлять ружье на живого человека. В тот момент, когда подразделение Артура отправили охранять участок карантинного кордона, надежда сперва забила тревогу, а затем быстро начала улетучиваться — в его руках находился автомат, напарником был человек, готовый не задумываясь выполнить любой приказ, а заодно и подвести под трибунал «слабака», каковым он всегда считал Артура, а на дальней опушке леса уже появились первые ползущие в сторону колючей проволоки живые точки — люди искали выход из «загона смертников», как за глаза называли пораженную эпидемией зону.