Алексей Шолохов - Они

– Но вы же убили своих родных! – вдруг выкрикнул Леша и заметил, как Головко напрягся. – Ведь была же причина?! У каждого действия есть причина!

– У каждого действия есть противодействие, – сказал Головко. – Если хотите, убийство ИХ… было противодействием на их действия.

– Черт возьми, вы можете говорить понятней?! Моей семье угрожает то же, что и вашей, а я не знаю, что с этим делать!

– Убейте их, – прошептал Вадим.

– Что? – Леша тоже убавил громкость.

– Они пришли откуда-то из-под земли, – наконец-то Головко заговорил о том, что хотел услышать Страхов. – И сначала все походило на какую-то шутку, розыгрыш. Нас будто выгонял из дома злой домовой. Когда шутки закончились и начали появляться призраки, мне стало страшно, как не было даже на войне. Я думал, что дело в колодце, и закопал его. Но они появлялись, казалось, все чаще и чаще. С какой-то ожесточенностью запугивали детей, отца и мать. Я боялся ночевать в доме. Мать слетела с катушек, отец стал пить, а малыши все время прятались в своей комнате под одеялами.

«Они привыкают», – вспомнил Леша.

– Я закопал подвал и только тогда понял, что нет уже никаких малышей. Они заменили их собой. Как я это понял? – Вадим поднял влажные глаза на Лешу и снова опустил. – У Борьки был врожденный дефект правой ноги. Колено было вывернуто на девяносто градусов, и поэтому он не мог не только бегать, он ходил, ужасно хромая. Нужна была дорогостоящая операция.

Над столом повисла тишина. Страхов не торопил его, боясь, что их беседа снова вернется к обмену односложными фразами. И он ни черта не узнает.

– Борька побежал без херовой операции. В то утро, когда я почти закопал подвал, Борька пробежал по двору до колодца. Я сначала подумал, что мне показалось. Я отбросил лопату и вышел на улицу. Он стоял у каменного кольца и махал мне рукой. Чудное выздоровление брата могло бы просто обрадовать, так нет же, я решил посмотреть на его колено. Увиденное меня не только разозлило, но и напугало. Колено оставалось вывернутым, и любое передвижение должно было вызывать страшные боли. Тут уж не до бега. Я попросил мальчишку пробежаться до колодца и обратно. Он сделал это с лицом, будто говоря мне: «Смотри, от чего ты отказываешься, – ни боли, ни хромоты». Тварь, сидевшая внутри братишки, не чувствовала боли.

Закопав погреб, я вспомнил о подвале под домом… Я просто прибил крышку к полу. Я много думал об этом. Возможно, надо было все это залить бетоном. А может, это было все бесполезно.

Страхов увидел, что Головко плачет.

– В ту ночь, когда… Они вели себя особенно агрессивно. Я понял, что они меня не выпустят из дома живым. Что это было? Не знаю. Может, я был лишним, а может… – Вадим сквозь слезы усмехнулся и постучал указательным пальцем себе по голове. – …Все дело в пластине у меня в башке. Тем не менее, я был им неугоден. За день до этого я подслушал, что они хотят меня убить. Почему я не уехал сразу же? Наверное, я еще надеялся все исправить. Единственное исправление – это смерть…

Лязг заставил вздрогнуть Лешу и прекратить свой рассказ Вадима.

– Все, голубки. Наворковались? – улыбнулся санитар.

Головко встал.

– Постой, – сказал Леша. – Раз это началось не с вас, то кто… кто они?

– Я не знаю. Когда я приехал, мои уже жили там.

– Давай, пошевеливайся, – прикрикнул охранник.

Вадим посмотрел на него и, пригнувшись к Леше, сказал:

– В моем дембельском альбоме есть фотография. Я думаю, это они. И запомни: если уже поздно, выход один.

Головко подошел к двери. Еще раз посмотрел на Страхова, печально улыбнулся и произнес одними губами:

– Убей ИХ.

Узнал ли он что-то новое? Несомненно. Леша не мог дождаться того момента, когда вернется домой и отыщет эту самую фотографию. Прояснит ли она что-либо? Возможно. А если нет, то дед Семен непременно согласится ему помочь. Леша посмотрел на часы, было десять пятнадцать. Отец Михаил должен был подъехать к одиннадцати. Время, чтобы заехать и заказать новую дверь, еще было.

Отец Михаил выехал из дома в десять тридцать. До Васильевки минут десять на машине, но он буквально рвался туда. Михаил не спал всю ночь. Он думал об этом доме. Неужели грех, произошедший там двадцать лет назад, материализовался в виде злых духов? Может быть. И вмешательство церкви будет как нельзя кстати.

Он проехал семиметровую конструкцию – буквы, стоявшие одна над другой, складывались в слово: «ДОНСКОЙ», когда двигатель его «двойки» чихнул, заревел, потом снова чихнул и заглох. Михаил вывернул руль, и «ВАЗ-2102» съехал на обочину.