Александр Лидин - Запах смерти

Тело его содрогнулось, выгнулось дугой. Он почувствовал на языке привкус желчи. Инстинктивно открыл рот, и содержимое желудка волной выплеснулось наружу.

Нет! Не верю! Это не мог быть я! Это — слишком ужасно!

Он захлебнулся собственной рвотой.

А потом пришла боль, и, почувствовав прикосновение чьих-то рук, он с трудом разлепил веки.

Где же он все-таки был? Кто тот солидный пожилой человек в толстом джемпере — этакий английский джентльмен, вышедший прогулять собачку по Кенсингтонскому саду? Кто этот второй — щеголеватый человек, в чертах которого проглядывает что-то кавказское? Кто они?

Друзья?

Трупы и видения Смерти отступили. Вот он сдает экзамены в медицинский институт. Вот юбилей отца. Они празднуют его в ресторане… Защита диплома… В огромном великолепном зале ему вручают диплом и значок… Вот Светлана… Он вздрогнул, вспомнив ее. Прекрасная Светлана. Ее волосы. Ее глаза. Ее бедра, ее руки. Ее груди с такими маленькими, как капельки, сосками…

И тут новая волна захлестнула его.

Подвал. Скальпель в его руке. Острие металла входит в глаз блондинке. Навстречу его руке из глаза ударяет струя крови, смешанной с глазной жидкостью. Сладковатая кровь бьет ему в лицо. Он весь в крови, но еще сильнее вдавливает скальпель. Втискивает кусочек металла все дальше в глазницу жертве. А как она кричит! Но почему он наслаждается ее криком? Почему он без отвращения смотрит, как жирные отвратительные мухи садятся на заляпанные кровью белокурые волосы.

Мухи, он и труп.

Неужели это был он?

Новая волна спазматической дрожи. Снова его тело выворачивают приступы рвоты, снова желудок рвется наружу, хочет протиснуться через узкое горло, выскочить в таз, который подставил пожилой человек. И вместе с очищением желудка приходят воспоминания. Он вспоминает, что его зовут Павел; вспоминает, кто он; вспоминает, кто эти люди, почему он здесь, зачем… Вспоминает об Искусстве…

Викториан сам едва держался на ногах, поэтому, когда Валентина пришла в себя, ею занялся я.

— Как это было? — спросил я, помогая ей встать, поддерживая ее еще слабое тело.

— Ужасно.

— Страшно?

— Не только. Мне кажется, что на какой-то миг я попала в сказку… В кошмарную сказку. И…— она чуть помедлила. — Викториан правильно сделал, что нашел меня. Ты бы там погиб.

— И?

— Его черный бог мертв. Я убила его бога и освободила его душу, — она закашлялась. — Больно говорить. Дай воды.

Я принес воды и она, как и Викториан, стала жадно пить. Она пила и пила. Потом, переведя дыхание, осмотрела себя.

— Сколько все это продолжалось?

— Часа два.

— А волосы?.. Я думала, ты скажешь — месяца два. Разве за два часа волосы могут так отрасти?

На мгновение я потупил взгляд.

— Знаешь, то, что я видел… То, что происходило с тобой… Мне было очень страшно…

— Ладно, потом все расскажешь. А сейчас помоги мне. У меня болит каждый мускул, но надо что-то сделать с этими… порезами и волосами. Ужасно…

Я помог ей добраться до стола. Тут она остановилась и стояла, пока я обрабатывал трещины в коже йодом и зеленкой. Валентина морщилась, но молчала. Теперь ее тело оплела малиново-зеленая паутина, и Валентина стала напоминать утопленницу.

— Ты пока не одевайся. Пусть зеленка подсохнет, а то всю одежду перемажешь.

Потом я достал большие ножницы, безопасную бритву с единственным лезвием и взялся за работу. Валентина едва держалась на ногах, но стойко переносила все мои «повернись», «подними голову», «опусти подбородок». Волосы на голове Валентины в порядок привести не удалось. Они срослись колтунами, и ни одна расческа их не брала. Тогда Валентина велела срезать их под ноль. В мгновение ока я оголил ее череп и с мастерством заправского парикмахера стал работать помазком, мыля темную щетину.

Занимаясь Валентиной, я заметил, что волосы сильно отросли по всему ее телу. Щиколотки покрылись темным пушком, несколько упругих и длинных волосин появились на груди вокруг сосков. Женщина с волосатой грудью?.. Побрив Валентине голову, я окончательно затупил единственное лезвие, и Валентина сказала, что займется собой позже, у себя дома. Выглядела она ужасно, и, если на свете и существуют демонессы, то вот сейчас она ею и была — ни больше ни меньше.

Тем временем оклемался и Викториан. Что-то бормоча себе под нос, он отправился в кладовую. Зажег газовую плитку и начал что-то готовить. Только когда из кладовки потянуло жареной ветчиной, мы с Валентиной почувствовали, как голодны. Я выдвинул письменный стол Виктора в центр комнаты. В мгновение ока на столе появились тарелки, вилки. Огромная пластиковая бутыль импортной минералки. Валентина, ловко орудуя огромным ножом, нарезала хлеб, порубила зеленый лук и болгарские маринованные огурчики.